нашем предложении, сообщите свои условия.

Мои условия, ха-ха-ха! Чтобы кто-то поставлял мне билеты на балет, да еще платил за рецензии, которые я и без того выкладываю в своем живом журнале! Я скорее поверю, что меня выдвигают в президенты. А что? Президентом мне быть не хочется, а ведь то, чего не хочется, всегда тебя преследует, зато, чего хочется, обычно не допросишься.

По этим соображениям над условиями я думать не стала, зато имя Майя вызвало вполне определенные ассоциации. И если любимым подругам я еще позволила бы дразнить меня, насмехаясь над самым святым (в данном случае — страстью к балету), то чужой позитивной даме я спускать была не намерена. И я возмущенно брякнула:

— Это Татьяна Цапова, что ли?

Секундная пауза — и собеседница положила трубку.

Я молча уставилась на Олега.

— А я что? — удивился тот. — Я ничего не понял. Татьяна, что ли, звонила?

— Ох, — вздохнула я, — кто его разберет? Якобы какая-то Майя с телевидения. А поскольку моему студенту Татьяна Цапова представилась Майей, я решила, что она. Хотя это может быть кто угодно!

— Слова я разобрал плохо, а интонации ее, — заявил вдруг Олег. — Позитивные такие интонации, лицемерные. У меня иногда даже зубы от них болят.

— Точно, — подтвердила я, — интонации жутко неестественные. Но если это она, чего ей было нужно? Она сказала, что готовится цикл передач о Мариинке и я им требуюсь как эксперт по балету.

— Ты эксперт по балету? — изумился Олег. — Я думал, математик.

— Какой я эксперт? Возможно, я и склонна к мании величия, но не настолько. Откуда на телевидении вообще могут знать, что я люблю балет?

— Все очень просто, — проснулась, наконец, Настя. — Татьяна Цапова знала, что Алина Алова собирается разоблачить ее в книге, поэтому наняла киллера, который и совершил убийство. Но вскоре она выяснила, что есть ты, которой Алина перед смертью пересказывала сюжет. Вопрос в том, конкретизировались ли в рассказе ее махинации. Она послала съемочную группу с целью тебя расспросить, но ты от них сбежала. Тогда она стала наводить о тебе справки, даже нашла через Интернет твоих студентов. И наверняка читала твой Живой Журнал, а по нему о твоей балетомании догадается последний идиот. По поведению Иванченко Цапова поняла, что пока что ты ее перед ним не скомпрометировала. Может, ты ничего особенного и не знаешь, а может, знаешь, да молчишь. В любом случае, тебя надо нейтрализовать. Это можно сделать двумя способами — убить или подкупить. Если ты согласишься на предложение ходить бесплатно на балет, то не станешь доносить на благодетельницу, и убивать тебя ни к чему. А если откажешься, значит, хочешь не хочешь, убить придется. Тем более, знакомый киллер у Татьяны уже есть.

Идея мне не понравилась.

— При подобном раскладе я предпочла бы согласиться, — с присущей мне честностью констатировала я, — но она без предупреждения положила трубку. И вообще, почему она не объяснила мне все толком, а несла какую-то чушь?

— Потому что в позитиве. У них так принято. Олег ведь все тебе обрисовал: чем она любезнее, тем больше надо ее бояться. Зря ее отшила, честное слово. Я бы при выборе — ходить на балет или быть убитой — выбрала балет. Тем более, ты его любишь.

— Какая разница — люблю, не люблю? Да предложи мне хип-хоп, я бы и то не колебалась. Заткнула бы уши ватой да потерпела, все лучше, чем погибать во цвете лет. А может, она все-таки не станет меня убивать? Может, это вообще звонила не она?

— Сейчас, — обрадовался Олег, — это мы легко проверим.

Он вытащил мобильник и начал быстро нажимать кнопки.

— Да? — раздалось из трубки. — Слушаю вас.

— Она, — кивнула я, — точно.

Олег молча протянул телефон мне.

— Татьяна Васильевна? Это Екатерина Голицына. Вы мне только что звонили. Я обдумала ваше предложение, и оно меня заинтересовало. Но я бы хотела встретиться с вами лично.

Пауза длилась так долго, что я побоялась, не прервет ли Татьяна снова разговор на полуслове. Но нет.

— Это замечательно! — восторженно воскликнула она. — Я давно мечтала с вами познакомиться. (Я с трудом удержалась от вопроса: насколько давно? Сколько дней назад вы вообще узнали о моем существовании? Впрочем, мне хватило ума все свои дальнейшие реплики произносить молча.) Вы очень интересный человек, нам на телевидении не хватает именно таких. (Меня не хватает на телевидении! Ха! Или даже — триста тридцать три хе!) Вы не против завтра подойти к нам на студию? Прекрасно. Пропуск будет выписан. Я уверена, мы с вами подружимся. (Ну-ну, попробуйте.) До свидания.

Я вернула Олегу сотовый.

— Смело! — похвалил он. — Но правильно. С Татьяной только так и можно. Любую уступку она считает проявлением слабости и тут же садится тебе на шею. Не боись, на студии ничего она тебе не сделает. А если убедишь ее, что ничего не знаешь, так и вовсе ничего не сделает. Зачем ей лишние проблемы?

На этой светлой ноте мы расстались. Причем то ли от сытной еды, то ли от воздействия алкоголя, но, несмотря на угрозы, спала я, как младенец. Вернее даже, не просто как младенец (если верить жалобам матерей, злобные младенцы будят их через каждые два часа), а как младенец, которому отец тайком дал на ночь понюхать хлороформа.

С утра пришлось-таки вставать и отправляться на работу (в этом смысле у младенцев передо мной, увы, солидное преимущество. Зато они писают прямо в кровать!). У любимого полуразрушенного корпуса я с удивлением обнаружила роскошный автомобиль. Обратила я на него внимание, впрочем, лишь потому, что по непонятной причине приняла за знаменитый «лексус», который, ежели верить телевидению, мужчины дарят девушкам на конфетно-поцелуйной стадии. Пока я раздумывала, как поступают бедные девушки со столь громоздким подарком, особенно если не только не имеют гаража, но даже не водят машину, из автомобиля выскочил лысый парень и галопом бросился ко мне.

— Екатерина Игоревна! — радостно завопил он. — Екатерина Игоревна! Это вы?

Я мрачно на него посмотрела. Тип был совершенно мне не знаком, что наводило на самые мрачные мысли.

— Наконец-то я вас дождался! — продолжал радоваться он. — Давно караулю!

Мрачность моя усилилась. Напрашивался вывод, что Татьяна Цапова не проявила выдержки и решила прикончить меня, не дожидаясь личной встречи. Так, судя по всему, бывает — совершив одно убийство, человек уже не может удержаться и в панике идет на второе и на третье. Третье меня волновать не должно, а вот второе, похоже, на носу, и ко мне мчится довольный жизнью киллер. А чего б ему не быть довольным? Наверняка любит свою работу и получает за нее хорошие деньги. В отличие от меня, перед которой вечно стоит дилемма: либо любить, либо получать. И я упорно выбираю первое.

Вообще-то в подобной ситуации умнее было не размышлять о счастливой планиде современных убийц, а спринтерски рвануть вперед и, опередив злодея, ворваться в корпус, прошмыгнув через заветную вертушку. Но я стояла на месте. Причем вовсе не из благородного желания погибнуть самой, лишь бы не дать случайной пуле загубить юную душу кого-то из курящих у входа студентов, а потому, что ноги отказывались служить. С ними иногда бывает.

— Вы меня не узнаете? — удивился парень. — Надо же! Когда я специально переменил внешность, сразу узнали, а сейчас вот нет. Я же Миша! Ну, Миша, помните?

Ноги прекратили забастовку и сделали пару шагов вперед. Довольно подло с их стороны! То есть подло не то, что они, наконец, заработали, а то, что предали именно в тот момент, когда были особенно нужны. Неприятно знать, что часть твоего тела только и ждет повода, чтобы продемонстрировать свою независимость и исподтишка сделать гадость. Какое счастье, что я не мужчина, с которыми подобная оказия случается сплошь да рядом! Зато к памяти у меня претензий не имелось. Принимая Мишу за студента, я узнавала его в любом обличье — работа есть работа. Но стоило выяснить, что обучать его не придется, как