живописец, именуемый Боттичелли?
Разглядев незнакомца, Симоне помрачнел совсем. Щеголь, стоявший на пороге, всей повадкой своей и манерами живо напоминал о том, что потеряла Флоренция с приходом Савонаролы.
— Да, это его дом, но он в молельной. — Симоне хотел было закрыть дверь, но мешкал, не находя для этого предлога, а посетитель, похоже, не понимал, что его не желают впустить.
— В молельной? — У Ракоци сжалось сердце. — А когда он освободится? Мое имя Жермен Ракоци. Я должен увидеть его.
Он знал, что за этим последует.
— Ракоци? Значит, вы во Флоренции? И у вас хватило наглости явиться сюда?
Ракоци недовольно поморщился.
— Успокойтесь, любезный. Я и сам знаю, что мой дядюшка что-то у вас натворил. — Он подбоченился и заявил: — Но меня это никак не касается. Я приехал сюда по вопросам наследства, и господин живописец должен мне кое-что пояснить.
Симоне понял, что обознался, и разозлился еще больше.
— Приходите позже, — сказал он, намереваясь захлопнуть дверь.
Та захлопнулась, но гость оказался в прихожей. Как он это проделал, осталось тайной. Симоне вытаращил глаза.
— Ну хорошо, я могу подождать. Впрочем, дело важное и отлагательства не терпит. Сообщите господину художнику, что его ожидают. — Гость нетерпеливо поморщился и притопнул ногой.
— Как будет угодно синьору, — пробормотал подавленно Симоне. — Но… позвольте вам сообщить, что во Флоренции не принято входить в дом без приглашения.
Ракоци вскинул бровь.
— В самом деле? А мне говорили, что благочестию здесь открыты все двери. И что юношам из Господнего воинства приглашения вообще не нужны. Не может быть, чтобы меня обманули!
Симоне только хрюкнул в ответ и поспешил удалиться. Непрошеный гость улыбнулся, заметив, что он свернул не к молельной, а к мастерской. Оставшись один, Ракоци осмотрелся. В просторной прихожей этого дома обычно висели готовые работы Сандро, дожидаясь, когда заказчики их заберут. В прежние времена это была чувственная воздушная живопись на античные темы. Теперь сюжеты переменились и краски их потускнели. Распятый Христос, опечаленная Мадонна, скорбные лики великомучеников… Ракоци невольно поежился. Лицо святого Себастьяна показалось ему странно знакомым. В пронзенном стрелами юноше художник изобразил себя.
— Брат примет вас. — Симоне улыбнулся, заметив, что посетитель вздрогнул. — Я вижу, — добавил он, — что вам нравятся эти картины. Они не могут не восхищать. Сандро теперь много работает во славу Господню.
Ракоци покачал головой. Симоне расценил этот жест, как одобрительный и, одушевившись, продолжил:
— Смотрите, с каким целомудрием Пречистая Дева принимает посланца небесного. В глазах ее кротость, в них нет и намека на святотатственный плотский восторг. Сандро совершенно переменился, отринув свои заблуждения, и перестал потворствовать низким страстям. Он ждет вас, ступайте за мной, сударь.
Симоне повернулся и зашагал в глубину дома. Ракоци в полной растерянности побрел следом за ним.
Сандро стоял у стола, заваленного набросками. Морщин на его лице прибавилось, в рыжевато- коричневых волосах пробилась сильная седина. Пристально взглянув на вошедших, он с неохотой отложил в сторону лист бумаги.
— Вы родственник Франческо да Сан-Джермано?
Ракоци невозмутимо кивнул.
— Вам говорили, что вы на него очень походите?
— Я знаю. — Ракоци покосился на Симоне. — Синьор Филипепи, могу ли я побеседовать с вами наедине?
Шумно вздохнув, Сандро обратился к брату:
— Симоне, я уверен, тебе есть чем заняться. Чуть позже я тебя позову.
Окаменев от возмущения, Симоне какое-то время сверлил брата глазами, потом резко повернулся и, громко хлопнув дверью, ушел.
Повисло молчание, затем Ракоци, указав на эскизы, спросил:
— Можно взглянуть?
— Сделайте одолжение. — Сандро отошел в сторону. Ракоци склонился к столу. — Ваш дядюшка обладал тонким вкусом. Теперь таких знатоков во Флоренции нет.
Взяв в руки пару набросков и повернувшись к окну, Ракоци сдвинул брови.
— Можно узнать, над чем вы работаете?
Сандро нервно взъерошил свою шевелюру.
— Тема библейская. Избиение младенцев. Но у меня ничего не выходит. Вот, посмотрите. О чем говорит вам эта рука? Ни о чем ровным счетом. А она должна пробуждать сочувствие, жалость. Или это лицо? Оно неживое, как маска. — Он забрал у гостя эскизы и швырнул их на стол. — Все много хуже, чем в худших вещах Леонардо. Я молюсь, но молитвы не помогают. В последнее время мне все труднее писать, — Боттичелли раздраженно поморщился и потер руками лицо.
Ракоци промолчал. Сандро говорил правду. Эскизы были бездарны. Художник терял талант.
— Впрочем, все это не важно. Что вас сюда привело? — Сандро потряс головой, пытаясь сосредоточиться. — Надеюсь, не какая-то скорбная весть? Например, о смерти да Сан-Джермано? Это было бы уже чересчур.
Ракоци пристально глянул на живописца.
— Нет. Он жив и здоров. Меня заботит другое.
Сандро облегченно вздохнул.
— Вот и прекрасно. Смертей слишком много. Я рад, что с Франческо все хорошо. Мне очень его не хватает. Я сам убедил его покинуть Флоренцию, а теперь об этом грущу. Мне почему-то кажется, что он сумел бы справиться со всеми напастями и остановить надвигавшуюся на город беду. То, что сейчас происходит, ужасно! — Боттичелли потряс руками и замер, потерянно глядя на них. — Я не хочу во всем этом участвовать! Но у меня нет другого пути. Мне приходится принимать их, я молюсь вместе с ними и пишу то, что они велят. Я предаю сам себя и становлюсь все более одиноким. Флоренция изменилась. Вместе с ней изменился и я.
Ракоци молча слушал, он понимал, что художнику следует выговориться. Хотя выплескивать эти признания первому встречному было не очень-то благоразумно с его стороны. Похоже, Сандро и сам понял это. Он опустил руки и глухо пробормотал:
— Надеюсь, вы никуда не пойдете с доносом? Мое положение и без того достаточно шаткое. — Лицо его отразило сильнейшее замешательство. — Сам не знаю, зачем я все это сказал. Просто вы очень походите на своего родственника, а тот…
Ракоци усмехнулся и сказал на чистейшем итальянском:
— Посмотрите-ка на меня. — Он снял шляпу, бросил ее на стул и согнал с лица остатки высокомерия.
Сандро замер, потом отшатнулся, его золотистые глаза загорелись.
— Франческо?
— Да, это я.
Он видел, что Боттичелли колеблется, и стоял, выжидая. Сандро теперь набожен. Еще неизвестно, как он воспримет внезапное возвращение еретика.
— Боже, вы сумасшедший!
Ракоци только пожал плечами.
Сандро медленно обошел вокруг стола, затем порывисто бросился к гостю и крепко обнял его.
— Сумасброднее человека я еще не встречал! Господи боже, вы хоть себе представляете, что вас
