Я побежал назад в ту сторону, откуда пришел, и снова очутился в Смитфилде, в той части рынка, где провел большую часть дня. Никто не преследовал меня, и на базаре было еще темнее и тише, чем полчаса назад, когда я ушел оттуда. Теперь я уже знал, что возвратиться домой безумие. После разговора между Джерри Пепом и его товарищем я не сомневался, что и отец, и миссис Бёрк страшно рассержены на меня. Отцу так хотелось скорей расправиться со мной, что он даже обещал целый шиллинг тому, кто меня поймает. Для него это были большие деньги: на шиллинг он мог купить себе три кружки пива. Но если я не вернусь домой, что же мне делать? Где я буду спать?

До сих пор я всегда спал на более или менее удобной постели. Неужели же мне ночевать там, где я сижу? Да пожалуй, отчего же нет? Я хорошо поужинал, а ночь не особенно холодна. Одну ночь можно переспать кое-как; свернусь здесь в уголке, да и засну! Светает теперь рано и тогда…

Тогда… Да что же я буду делать тогда? Где бы я ни заснул, когда я проснусь через несколько часов, настанет другой день, и мне придется самому добывать себе пропитание. Сегодня я встал дома, я там завтракал, на ужин, я правда, получил деньги не из дома, но нельзя же рассчитывать всегда питаться таким путем. Я должен, прежде чем ложиться спать, сообразить, за какую работу взяться, и завтра с утра искать себе занятий. За какую же работу мне взяться? Конечно, за лаянье. Пойду завтра на какой-нибудь рынок, высмотрю там разносчика подобрее и предложу ему свои услуги. Если он спросит у меня, сколько мне нужно в день, я скажу ему… Да, хорошо так рассуждать, пойду на рынок и высмотрю себе хозяина; а что, как он меня возьмет, да я окажусь неспособным к работе? Что если голос мой недовольно силен и звучен? Какой я был глупый, что не испробовал его до сих пор! Столько часов я один брожу себе по базару и ничего не делаю, точно я какой-нибудь богач! Надобно было тотчас приниматься за работу. Было еще не поздно, всего десятый час, и я удалился в самую средину свиного ряда, чтобы начать там свои упражнения.

Какие цветы и плоды я буду продавать? Из цветов верней всего, что желтофиоли, им теперь время, и их всего больше и покупают, и продают.

— Желтофиоли! Свежие, душистые желтофиоли!

Голос мой показался мне довольно громким, но все-таки выходило не так, как у настоящих разносчиков. Надобно было побольше протянуть «офиоли». Попробуем еще раз: «Желтофиоли свежие, душистые желтофиоли!»

Так было гораздо лучше. Я с четверть часа ходил взад и вперед по темному ряду и громко торговал желтофиолями; я кричал го! го! воображаемому ослу, перевозившему корзины с цветами, и почтительно обращался к воображаемому хозяину за мелочью на шиллинг и шесть пенсов. Выучившись совершенно удовлетворительно продавать желтофиоли, я принялся за землянику. Оказалось, что выкрикивать землянику труднее. — Продажная земляника! Господа, купите земляники! — кричал я на разные голоса и все не мог попасть в тон. Наконец, после множества повторений я наладил свой голос удовлетворительно, как вдруг заметил, что сзади меня притаились два мальчика. Мне сейчас представилось, что это Джерри Пеп и его противник, что, окончив свою битву, они согласились действовать заодно против меня. Это было тем более правдоподобно, что в ту минуту, когда я повернулся к ним, один из них выскочил из своей засады и схватил меня за волосы.

— Господа! Купите земляники! — закричал он, передразнивая меня и дергая меня за волосы при каждом слове. — Чего ты тут кричишь? Как ты смеешь поднимать шум на базаре, когда тебе давно пора лежать в постели, а!

Он подражал голосу и жестам рассерженного полицейского. Хотя он пребольно таскал меня за волосы, но, повернувшись к нему, я почувствовал радость. Эти два мальчика не были Джерри Пеп и его товарищ. Они были немного выше их ростом и совершенно незнакомы мне.

— Слышишь, мальчик? — продолжал мой полицейский: — иди сейчас домой, не то я тебя сведу в часть!

— Сами вы идите домой, — отвечал я, вырываясь из его рук, — чего вы сами не идете домой, что вы ко мне пристали?

— Да мы и то идем домой, — отвечал другой мальчик, хохотавший над проделкой своего товарища, — мы были в театре, а теперь возвращаемся домой!

Потом, обращаясь к своему спутнику, он прибавил:

— Пойдем в самом деле, Моульди! Мы этак и к ночи не доберемся до Вестминстера.

Я несколько раз бывал с отцом на рынке Ковент-Гарден и знал, что он находится или в самом Вестминстере или около него, но дороги туда я не мог найти и решил расспросить мальчиков.

— В какой части Вестминстера живете вы? — спросил я у мальчика, сказавшего последние слова.

— Конечно в самой лучшей, — отвечал он, — стоит посмотреть на нас, чтобы видеть это!

— А близко от вас до Ковент-Гардена?

— До театра Ковент-Гарден? — спросил Моульди: — помилуйте, в нашей коляске минуты две езды, и мы с Рипстоном всегда берем себе там ложу! Правда ведь, Рипстон?

— Полно тебе пустяки болтать, — остановил его Рипстон. — Мы живем, правда, близко и от рынка Ковент-Гардена, и от театра. Мы живем в Дельфах, а ты, мальчик?

— Не все ли равно, где я живу? — Дело в том, что в Ковент-Гардене я найду себе такой же удобный ночлег, как и в Смитфилде, и если я пойду туда с этими мальчиками, они покажут мне дорогу, и я буду завтра во время на месте, думалось мне.

— Пойдемте, — сказал я, — уже поздно.

— Да ты куда же идешь? — с удивлением спросил Моульди.

— Я иду с вами, — смело отвечал я.

— Да ведь мы идем в Дельфы?

— И я туда же.

— Разве ты живешь в Арках?

— В каких «Арках»? Вы сказали в Дельфах?

— Ну да, Дельфы или Арки, это ведь все равно.

— А, ну, я не знал! Да я и не мог знать, я ведь никогда там не бывал.

— Никогда не бывал! ты же сказал, что живешь там?

— Нет, я нигде не живу, у меня никакой нет квартиры.

— Ну, уж это пустяки! — вскричал Моульди, — у всякого человека есть квартира. Где же твое старое жилье?

— Где мое жилье? — Мне не хотелось рассказывать этим незнакомым мальчикам все свои дела, но они приставали ко мне с расспросами, и я но мог больше скрываться от них? Впрочем, им кажется не опасно открыться. Они по-видимому живут сами по себе, и, может быть, даже помогут мне пристроиться и найти работу.

— А вы обещаетесь, что не выдадите меня, если я вам все расскажу? — спросил я их.

Они торжественно заверили меня, что не способны на такую низость.

— Ну, вот видите, я жил дома, с отцом, там я и спал до сегодняшней ночи.

— И ты убежал? И не хочешь возвращаться назад?

— Я никогда не возвращусь! Мне нельзя возвратиться! — с убеждением отвечал я.

— Понимаю! — сказал Моульди, — ты что же там такое стибрил?

— Как стибрил?

— Ну да, стащил. Тебя поймали, или тебе удалось благополучно улизнуть?

— Да как поймали? Я ничего не украл, я просто убежал, оттого, что меня там били.

Мальчики недоверчиво переглянулись.

— И неужели ты это в самом деле оттого только убежал, что тебя били? — спросил Рипстон.

— Только! Кабы вам задавали такого трезвону, вы бы не говорили «только»!