– Мы что, спешим?

– Не люблю напрасно тратить время.

Джейкоб про себя согласился с ней. Он не знал, много ли им еще осталось.

– Санни!

Нет ответа.

– Я люблю тебя.

Ее нога соскользнула с педали сцепления, и «лендровер» заглох. Она поспешила завести мотор. Санни обернулась к нему, раскрыв рот:

– Что?!

– Я сказал, я люблю тебя. – Он думал, произнести эти слова будет мучительно трудно. А оказалось совсем не трудно, даже наоборот, приятно. Очень приятно. – Я решил: почему бы нам не сыграть в открытую?

– А-а-а… – Не в силах придумать с ходу хлесткий, достойный ответ, она смотрела в заднее стекло стоящей впереди машины. На стекле болталась мягкая игрушка на присоске – кошка. Кошка улыбалась ей. Водитель следующей в очереди машины нетерпеливо нажал на клаксон, и Санни медленно подъехала к окошку раздачи.

– Вот и все, что ты можешь сказать? – язвительно спросил он, поворачиваясь к ней. – Только «А-а-а»?

– Я… не знаю, что…

– Двенадцать семьдесят пять! – прокричал парень в окошко, протягивая ей белые бумажные пакеты.

– Что?

Парень закатил глаза:

– Двенадцать семьдесят пять! Поживее, дамочка!

– Извините. – Санни схватила пакеты и бросила их Джейкобу на колени.

Он выругался: горячо! Санни протянула парню двадцатку и, не дожидаясь сдачи, подрулила к ближайшей стоянке, где и затормозила.

– По-моему, ты обожгла мне…

– Извини, – сухо отрезала Санни. Из-за того, что она чувствовала себя дурой, она напустилась на него: – Сам виноват! Нашел где признаваться в любви – в очереди у закусочной быстрого обслуживания! Ты что же думал, я брошусь тебе на шею, хрустя маринованным огурчиком?

– С тобой как на вулкане! – Он порылся в пакете и швырнул ей гамбургер, завернутый в станиоль.

– Со мной?! – Она развернула гамбургер и откусила большой кусок. Однако в животе по-прежнему екало. – Это со мной как на вулкане?! А с тобой как, Хорнблауэр? То готов мне голову откусить, то признаешься в любви, то швыряешься!

– Заткнись и ешь. – Он сунул ей бумажный стаканчик.

Пусть он себе лучше язык откусит в следующий раз, когда захочется признаться ей в любви! Он сам не понимал, что на него нашло. Наверное, бензиновые испарения повлияли. Ни один мужчина в здравом уме не влюбится в такую упрямицу. Хочется верить, что с его разумом, несмотря на воздействие Санбим Стоун, ничего не случилось.

– Кажется, только что ты слезно просил, чтобы я с тобой поговорила, – заметила она, засовывая в напиток соломинку.

– Я никогда никого не прошу… тем более слезно.

Она развернулась к нему; глаза злорадно сощурились.

– Захочу – и будешь просить!

Джейкобу захотелось ее задушить: он понимал, что она права.

– А я думал, мы будем есть на ходу.

– Я передумала, – сухо ответила она.

Она так дрожала, что сейчас не смогла бы проехать и десяти метров. Но будь она проклята, если покажет ему свою слабость! Ей захотелось лягнуть его, но в машине это было невозможно. Тогда она отвернулась и стала смотреть вперед.

Санни ела и про себя ругала его за то, что испортил ей аппетит.

Подумать только – он признается ей в любви в очереди за гамбургерами! Очень стильно, очень возвышенно. Она побарабанила пальцами по рулю и не удержалась от вздоха. Романтично – сил нет!

Она осторожно покосилась на него. Застывший профиль, стальные глаза. Она видела его и в куда более взбешенном состоянии, но сейчас они слишком близко. И вдруг его лицо и даже его раздраженное молчание чрезвычайно растрогали ее. Через двадцать лет она улыбнется, вспомнив, как он произнес самые главные в жизни слова в самый первый раз!

Она с трудом встала на колени и обвила его шею руками. Он ахнул от неожиданности: она облила его холодной газировкой.

– Санни, черт тебя побери, из-за тебя я весь мокрый!

Он заерзал на сиденье, но, когда она прильнула к нему губами, сразу затих. Он почувствовал, как она смеется. Ему хотелось притянуть ее ближе, но мешал рычаг коробки передач.

– Ты это серьезно? – спросила она, отряхивая его колени.

Если она думает, что все так легко сойдет ей с рук, она ошибается.

– Что – серьезно?

– То самое! Ты сейчас говорил серьезно?

Он с трудом стащил ее с кресла и посадил себе на колени – нарочно на то самое место, куда она пролила воду.

– Когда именно?

Она досадливо вздохнула, но тут же снова обняла его за шею.

– Ты сказал, что любишь меня. Ты серьезно?

– Может быть. – Он запустил руку ей под куртку, но там оказалась толстая фланелевая рубашка. – А может, я просто хотел завязать разговор.

Санни укусила его за ухо.

– В последний раз спрашиваю, Хорнблауэр. Ты серьезно?

– Да. – Боже, помоги им обоим! – Опять хочешь поссориться?

– Нет. – Она потерлась о него щекой. – Я не хочу с тобой ссориться. Во всяком случае, сейчас. – Последовал глубокий вздох. – Мне страшно.

– Мне тоже.

Она поцеловала его в шею и тут же отпрянула.

– А сейчас мне еще страшнее. Я тоже тебя люблю.

Он догадывался, чувствовал, и все же… И все же, когда он услышал, как она произносит заветные слова, когда увидел ее глаза и губы, оказалось, что он совершенно не готов к обрушившейся на него волне – да что там волне, водопаду страсти. Дрожа всем телом, он прижался к ней губами.

Целоваться в машине оказалось неудобно, и все же его совсем не смущало, что они средь бела дня сидят в машине рядом с оживленным шоссе. Гораздо удивительнее то, что он вообще здесь очутился и нашел ее, несмотря на разделяющие их века.

Она не может поехать туда, где живет он. Он не может остаться там, где живет она. И все же они оказались вместе в крохотной точке пространства-времени.

Время уходит.

– Не знаю, как нам быть, – прошептал он. – Наверное, есть какой-то выход… Можно рассчитать… Но ни один компьютер не справится с человеческими эмоциями!

– Не все сразу, помнишь? – Улыбаясь, она отпрянула. – У нас уйма времени. – Она свернулась на сиденье калачиком и прижалась к нему. Поэтому она не видела, как пеленой озабоченности затуманились его глаза. – Кстати, о времени. До Портленда еще почти два часа езды.

– Как долго!

Санни многозначительно кашлянула и откинула голову на спинку сиденья.

– Я думала о том же самом.