офицеров военно-морского флота он знал о фюрере и о партийной верхушке только то, что читал в периодической печати. Он шел на встречу с Гитлером с таким чувством, которое, должно быть, испытывает офицер Королевского ВМФ при входе в Букингемский дворец для получения Креста Виктории. Когда машина остановилась у канцелярии, он легко выпрыгнул на тротуар, поправил форменную фуражку и только после этого поднялся по ступенькам, ведущим к массивным дверям, над которыми нависал немецкий орел. Кречмера сопровождал один из адъютантов Гитлера, капитан фон Путкамер, которому поручили посвятить боевого капитана в детали предстоящей процедуры. Они миновали вестибюль и вошли в приемную, где Гитлер давал аудиенции. Кречмер был последним в списке утренних посетителей рейхсканцелярии. Попутно ему сообщили, что первым в списке вечерних визитеров значился Молотов, министр иностранных дел СССР, нового союзника Германии. Кречмер простодушно поведал Путкамеру, что на корабле ему никто не поверит, когда он расскажет, что за ним в очереди оказался русский министр.

Ровно в полдень Путкамер отошел в сторону, и в тот же момент в приемную вошел Гитлер в сопровождении адъютанта. Путкамер представил фюреру капитана Кречмера, и официальная церемония началась. Гитлер произнес несколько хвалебных фраз в адрес своего гостя и вручил ему отделанную золотом открытую коробочку, в которой поблескивали «Дубовые листья». Фюрер и его гость присели на стоящий в приемной диван, и, выдержав паузу, Гитлер начал говорить.

– Это хорошо, что наши враги начали войну так рано, – торжественно провозгласил он. – Нам бы пришлось значительно тяжелее, если бы они дольше выжидали, при этом продолжая наращивать свою военную мощь. Мы сохранили для нашего военно-морского флота порты Биская. И я чрезвычайно рад этому факту. С самого начала кампании я был намерен предназначить французские порты Ла-Манша для нашего подводного флота.

Затем Гитлер поинтересовался, как развивается подводная война. Кречмер секунду помедлил, не зная, насколько он может быть откровенным, но в духе лучших традиций подводного флота решил нырять.

– Появление новых субмарин значительно облегчило наше положение, однако заводские рабочие должны понимать, что, чем больше они строят подлодок и чем быстрее они это делают, тем больше у нас появится возможностей для нападения на вражеские конвои. Мы сможем настолько увеличить общее количество «волчьих стай», ведущих ночные атаки, и численность каждой из них, что полностью уничтожим конвои или, по крайней мере, ослабим их так, что сделаем конвойную систему экономически нецелесообразной. В настоящее время англичане настолько любезны, что собирают свои суда вместе, чтобы нам было легче атаковать. Они экономят нам время, которое мы в противном случае потратили бы рыская по морю в поисках одиноких судов. Но нам необходимо усовершенствовать имеющиеся в нашем распоряжении средства обнаружения конвоев. Эта задача может быть решена только одним способом: развитием системы воздушной разведки над Атлантикой. Когда в море находится большое количество субмарин, вовремя полученный сигнал от самолета станет мощнейшим разрушительным импульсом, который не смогут не почувствовать наши враги. Ведь нельзя не признать, что в процессе патрулирования нам далеко не всегда удается обнаружить конвои.

Гитлер очень внимательно выслушал своего собеседника и кивнул:

– Благодарю за откровенность, капитан. Заверяю вас, что сделаю все, что в моих силах, для вас и ваших коллег. На ленч вы остаетесь со мной.

С этими словами он быстро покинул помещение, а Путкамер проводил Кречмера в обеденный зал. Там уже находилась дюжина адъютантов и незнакомые Кречмеру гражданские лица. Все они терпеливо стояли за спинками своих стульев, ожидая, пока Гитлер первым займет место. Капитану показали его почетное место – по правую руку от фюрера. Гитлер быстро вошел и сел. Стол был круглым, поэтому создавалось впечатление, что все присутствующие в одинаковом положении: никто не сидит во главе стола или в его конце. Кречмер впервые был приглашен к столу в рейхсканцелярии. Его несколько удивило, что в меню отсутствовало мясо. Но что было значительно неприятнее – к столу не подавались алкогольные напитки и не разрешалось курить.

За столом прислуживали здоровенные эсэсовцы, которые всем своим видом давали понять, что оказывают Кречмеру любезность, принося пищу. По крайней мере, такое впечатление создалось у самого Кречмера. Застольная беседа касалась главным образом прибытия из Москвы Молотова. Один из адъютантов доложил, что, когда русские на границе пересели в немецкий поезд, что являлось вынужденной мерой ввиду различия в размерах железнодорожной колеи, они отказались от предложенной им пищи и ели только то, что захватили с собой.

– Неглупо, хотя и немного театрально, – пожал плечами Гитлер.

Затем другой адъютант сообщил, что русские привезли с собой своих женщин. Он сказал, что, судя по слухам, члены делегации опасались, что от немецких женщин в постели можно ожидать предательского удара. А поскольку русские считали нецивилизованным спать в одиночестве, они захватили своих подружек.

– Они хорошенькие? – поинтересовался Гитлер. Но адъютант, увлекшийся пересказом сплетен, не услышал вопроса. – Они красивые? – повысил голос фюрер.

– Я не видел, мой фюрер, – нервно выпалил адъютант, – но сегодня же выясню этот вопрос.

– Сделай это до прибытия Молотова, – распорядился Гитлер, – я хочу подразнить его с какой-нибудь из моих красоток.

После завершения трапезы Гитлер встал. Пожал Кречмеру руку и пожелал успешной охоты в море. Он быстро вышел из комнаты, а Путкамер и еще один адъютант, с которым Кречмер был знаком еще до войны, пригласили капитана выпить кофе с бренди и выкурить по сигарете в соседней комнате. Когда они курили и болтали, в комнату вошел Гитлер. Сам он не курил и не употреблял спиртного, но терпел эти пороки в кругу приближенных. Штабисты тут же вскочили, а Кречмер, немного растерявшись, остался сидеть. Гитлер прошел через комнату, кивнул и вышел через другую дверь. И только тогда Кречмер в полной мере осознал, что не выкрикнул, как остальные, обязательное «Мой фюрер!». В этом не было никакого политического подтекста, просто он слегка расслабился и упустил из виду общепринятую форму обращения.

В тот же вечер за Кречмером в отель снова пришла машина, доставившая его в оперу, где давали «Тангейзера». Его проводили в ложу, в которую, кроме Гитлера, допускались только члены иностранных правительственных делегаций, прибывающие в рейхсканцелярию. В тот вечер в переполненной цветами ложе капитан сидел один.

Для возвращения в Лориент Кречмеру был предоставлен один из самолетов эскадрильи фюрера. Первым делом он отправился в Киль повидать старых друзей и забрать кое-какие личные вещи, затем прибыл в Лориент. В общей сложности он отсутствовал четыре дня. Пора было готовиться к новому выходу в море.

Спустя неделю Прин, Шепке и Кречмер снова отправились в маленькую деревушку, расположившуюся в нескольких милях от Лориента. Там немецкие офицеры облюбовали ресторан, в котором, по их мнению, подавали самое лучшее угощение на всем Атлантическом побережье. Они собирались отметить награждение Кречмера.

Со времени их совместной учебы многое изменилось. Все трое возмужали, пережили много опасностей. Прина любили некоторые его офицеры, зато терпеть не мог экипаж, причем поголовно весь. Он был настоящим фанатиком войны и нацизма, всегда открыто глумился над менее опытными и смелыми офицерами, был излишне строг и требователен к экипажу. Когда его лодка возвращалась на базу после боевого похода, он никогда не давал экипажу шанса отдохнуть, позволить свежему деревенскому воздуху убрать серый налет, прочно поселившийся на лицах матросов. Он заставлял людей снова и снова тренироваться, выполнять всевозможные раздражающе-монотонные упражнения, в то время как сам всегда сходил на берег немедленно после прибытия и никогда не появлялся на лодке вплоть до нового выхода в море.

Шепке был по-прежнему шумным и говорливым, но теперь в его обычной веселости появилась нервная нотка. Его смех звучал слишком громко и слишком часто. В море он достиг таких же успехов, как его товарищи, однако нельзя было не заметить ряд весьма любопытных деталей. Когда он докладывал о потоплении вражеского судна, оно всегда превышало 10 000 тонн. Причем он никогда не сообщал названия торпедированных им судов. В штабе считали, что в своем стремлении не отстать от друзей-соперников, Шепке слегка приукрашивает факты, причем вскоре сам начинает в них верить и гордиться. Тоннаж потопленных судов каждого из тройки асов уже перевалил за 200 000 тонн.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату