—
Лучше попросим его, может быть, он сам даст.
—
Отец Иеротей — монах, а они не любят расставаться с деньгами.
—
Давай все-таки попытаемся! Кто знает? А вдруг даст… — умоляющим голосом настаивал Викентий.
—
Если мы станем его просить, придется посвятить его во все подробности нашего дела, а он очень близок с Юрданом Диамандиевым. Всегда заезжает к нему, когда бывает в городе… К тому же я убежден, что он денег не даст; мы зря потратим драгоценное время. Торопись, Викентий!
—
Но это же чудовищно! Как я буду завтра в глаза ему глядеть? Ведь когда он узнает, что деньги пропали, — а это он непременно узнает, — подозрение сразу падет на меня. Ведь мне одному известны его тайны…
—
А тебе вовсе не нужно ждать, пока он тебя заподозрит, ни тем более смотреть на него, как преступник, — возразил Огнянов.
Дьякон широко раскрыл глаза.
—
Как? Ты мне советуешь после кражи бежать?
—
Напротив, ты должен завтра утром пасть перед ним на колени и во всем исповедаться… Если он и впрямь такой благородный и преданный народу старец, каким ты его изображаешь он тебя простит. Поверь, ему будет легче забыть о тех лирах, что уже пропали, чем о тех, что еще бренчат у него в сундуке.
Викентий глубоко задумался. Его уже покорили доводы Огнянова, и он начинал понимать, что ему не выйти победителем из этой неравной борьбы.
—
Что ж, решаешься, отче Викентий?
—
Трудно мне, брат, — ответил дьякон, чуть не плача от волнения.
—
Решишься — легче станет.
—
Но я никогда не крал!
—
И я никогда не убивал. А когда нужда заставила, разом укокошил двоих, как мышей. И заметь, передо мною были два вооруженных зверя.
—
Вот именно, оттого-то тебе и было легко; перед тобою были два зверя, а мне придется идти против своего благодетеля, против беззащитного старика, который доверяет мне, как себе самому.
—
Да ведь ты его и пальцем не тронешь! Ну, решайся скорей, пока не поздно. Помни слова Раковского[90] : «Время идет, время бежит, века на крыльях летят». Да вот, возьми хотя бы пример с того же Раковского: ему понадобились деньги для организации легиона, и он обобрал Киприяновский монастырь, когда гостил там… Смелее, Викентий! Огнянов не способен толкнуть тебя на подлость.
—
Ох, погоди, дай собраться с мыслями! — взмолился Викентий, схватившись за голову.
Огнянов молча смотрел на него. Борьба длилась недолго, — Викентий вскоре поднял голову и, тяжело дыша, промолвил:
—
Иду!
—
Как ты проникнешь к нему в келью?
—
Да просто открою дверь и войду.
—
Неужели отец Иеротей оставляет келыо незапертой?
—
Нет, но мой ключ подходит к его замку. Об этом я узнал случайно: как-то раз он потерял ключ, и я отворил ему дверь своим.
—
А как ты откроешь сундук?
—
Ключ от сундука хранится в боковом кармане его фиолетового кафтана; он висит на стене в келье… А не найду ключа, взломаю сундук. Отец Иеротей никогда не выходит из церкви раньше половины четвертого. Остается еще целый час… Эх, Бойчо, Бойчо, нелегкая тебя возьми!..
—
Слушай, захвати-ка с собой нож.
—
Зачем?
—
Кто знает, может, и понадобится.
—
Как? Ужели убивать кого-нибудь прикажешь? — воскликнул дьякон в негодовании.
—
Оружие придает человеку мужество. Знаешь что, давай-ка я пойду с тобой вместе.
—
Не нужен ты мне, жестокий человек! — крикнул дьякон почти злобно.
Огнянов теперь и сам дивился мрачной решительности этого юноши, еще недавно столь робкого и мягкого.
—
Значит, больше не боишься греха? — улыбаясь, спросил Огнянов.
—
Если бывают священные кражи, то бывают и праведные грехи, — невесело пошутил дьякон.
—
Это катехизис нашего новохристианского учения, — заметил Огнянов так же шутливо. — И это учение самое истин
ное
из всех.
—
Об этом мы в аду узнаем. II дьякон открыл дверь.
—
Подожди меня здесь, — сказал он. — И не шуми.
—
В добрый час! Желаю удачи! Викентий надел мягкие туфли и вышел.
На дворе было тихо и темно, а там, где над ним нависали виноградные лозы, тьма казалась еще гуще и таинственнее. Галереи, окаймлявшие двор, были погружены в безмолвие. Окна келий походили на глаза, глядящие в ночь. По дороге дьякон заглянул в церковь и убедился, что отец Иеротей все еще стоит у аналоя и читает молитвы. Викентий быстро пошел дальше. Монотонное журчание источника заглушало его шаги. Впрочем, дьякон ступал так тихо, что даже гуси, эти чуткие птицы, не пошевельнулись, когда он проходил мимо… Дойдя до дверей кельи отца Иеротея, он почувствовал, что ноги у него подкашиваются, точно после многочасового пути. Сердце у дьякона билось быстро и болезненно. Силы покидали его, а вместе с ними — решимость. Дело, за которое он только что взялся так легкомысленно, теперь казалось ему страшным, тяжелым, непосильным. В нем проснулся какой-то другой человек, который сейчас кричал, осуждал его, приковывал к месту. Сделав движение рукой, он случайно коснулся кинжала. Зачем он взял его?.. И юноша сам себя испугался. Как это случилось, что он стоит здесь, у кельи отца Иеротея? Он, дьякон, идет грабить! И кого же? Своего благодетеля! И все это произошло так
Вы читаете Под игом
