слежки за ближними, но какие-то неблагоприятные обстоятельства толкнули его на этот грязный путь. Добавим, что перед тем, как возвратить письмо комитету, он хитростью сумел уговорить бея отложить облаву.
Заманов умер в ссылке в Азии, как раз в те дни, когда в Сан-Стефано была объявлена амнистия.
XI.
Викентий
Попрощавшись с товарищами, Огнянов вышел на улицу, ведущую на окраину. Вскоре он очутился за городом и повернул на монастырскую дорогу. Природа была погружена в глубокий сон. Дремотно шелестела листва растущих но краям дороги кустов и ореховых деревьев, и их расплывчатые очертания сливались с очертаниями других предметов; в ночной тиши глухой рокот далеких горных водопадов казался отголоском какой-то неведомой небесной песни. Темные громады Стара-планины безмолвно вздымались к звездам и во мраке ночи казались близкими.
Подойдя к монастырским воротам, Огнянов постучался. Вскоре послышался голос работника, спросившего, кто стучит. Огнянов назвал себя дядей дьякона Викентия, и работник отпер ворота. Два сильных монастырских пса накинулись на ночного гостя, но, узнав его, завиляли хвостами. Стараясь не шуметь, Огнянов прошел через вторые ворота во внутренний двор монастыря и, обогнув два растущих здесь тополя, постучался в келью дьякона.
Викентий открыл дверь.
—
Кто там? — спросил он, не сразу узнав Огнянова, переодетого крестьянином, но мгновение спустя бросился ему на шею. — Бойчо, Бойчо, ты ли это?
И бедный Викентий заплакал от радости. Он засыпал гостя вопросами. Огнянов кратко рассказал ему обо всем, что с ним произошло.
—
Но я пришел к тебе по делу, а не за тем, чтобы рассказывать свою историю, — добавил он в заключение.
Викентий смотрел на него удивленный.
—
И в
самом деле, что привело тебя сюда в такой поздний час?
—
Не беспокойся, теперь я пришел к тебе просить не пристанища, как в прошлом году, а другой услуги, и не для себя лично, а для нашего дела… Я от тебя требую подвига.
—
Говори, — сказал Викентий, встревожившись.
—
Что сейчас делает отец Иеротей?
—
Он в церкви, на молитве, как и всегда в этот час, — ответил Викентий.
Огнянов задумался.
—
Долго он еще там задержится?
—
Обычно он молится до половины четвертого, — это его правило. Теперь два часа. А почему ты спрашиваешь?
—
Ты ведь знаешь, где лежат его деньги, не правда ли?
—
Знаю. А что?
—
Садись, я тебе кое-что скажу. Дьякон сел, не отрывая глаз от гостя.
—
Мы во что бы то ни стало должны завтра внести за оружие двести лир. Оружие нам необходимо. Если мы завтра же не вывезем ружей из К., они могут пропасть… Нужно достать деньги. И я обещал товарищам, что достану.
—
Как же ты думаешь их достать? — спросил дьякон.
—
Мы должны взять деньги у отца Иеротея!
—
То есть как? Попросить у него?
—
Я этого не сказал. Добровольно он их не отдаст.
—
Так как же?
—
Я же говорю тебе: мы должны их взять.
—
Стало быть, украсть? — воскликнул дьякон.
—
Да! Ему деньги не нужны, а народному делу они необходимы. Значит, надо их взять… или украсть, называй, как хочешь.
—
Но как же так, Огнянов?.. Пойти на кражу?..
—
Да, на кражу… но — священную.
Дьякон растерянно смотрел
на
Огнянова, Он был безупречно честный человек, и это предложение его ошеломило. Оно привело бы его в негодование, если бы исходило от другого лица. «Кража… священная!» Первый раз в жизни услышал он подобное сочетание слов, и от кого же? От честнейшего человека! Этот Огнянов… теперь он казался еще более загадочным человеком, чем раньше, способным всецело подчинить окружающих своей воле. Викентий и сейчас не мог вырваться из-под власти его страшного обаяния.
—
О чем ты думаешь, отче Викентий? — строго спросил Огнянов.
—
Ты мне предлагаешь нечто совершенно невозможное. Могу ли я решиться на то, чтобы пойти и, как грабитель, обокрасть своего благодетеля? Это бесчестно, Огнянов!
—
По-твоему, освобождение Болгарии — бесчестное дело? — спросил Огнянов, пронизывая его взглядом.
—
Нет, честное.
—
Следовательно, все пути, ведущие к ее освобождению, тоже честны.
Дьякон понял, что имеет дело с могучим противником, но решил бороться упорно.
—
Но ты сам посуди, как могу я обокрасть своего благодетеля, который любит меня, словно родного сына?.. И я должен буду обобрать этого благородного старца, да к тому же еще патриота!.. Нет, при одной мысли об этом вся душа моя негодует… Поставь себя на мое место, и ты поймешь, что такая кража — что-то прямо безбожное!
—
Нет, священное!
Дьякон растерянно смотрел на своего собеседника, так спокойно предлагавшего ему пойти на преступление.
Вы читаете Под игом
