Огнянов авторитетно прекратил спор.
—
Если ставить вопрос так: кто имеет больше права уничтожить предателя, то это право я отниму у вас обоих. Я его жертва, и в этом мое преимущество перед вами. Но у меня есть возражение по существу: это убийство может повредить нашему делу, и я считаю его несвоевременным. Предлагаю следующее: покарать Стефчова в первый же день революции. Пусть Стефчов падет первой жертвой.
Это мудрое предложение было одобрено всеми.
Кандову пришлось смириться. А у Соколова лицо приняло торжествующее и довольное выражение; на несколько минут он погрузился в раздумье и, не принимая участия в разговорах, сидел, глядя куда-то в пространство. Но вот глаза его загорелись, две глубокие морщины прорезали лоб, а на губах появилась жестокая усмешка.
Вскочив с места, он быстро вышел, чтобы послать Нечо Павлову приказ не выпускать сегодня ночью Клеопатры: теперь она была нужна Соколову для Стефчова! Он задумал казнить предателя страшной казнью.
Спустя минуту он вернулся; теперь говорили о Заманове.
—
Позавчера я его встретил, он только что приехал из Пловдива, — рассказывал Ганчо Попов. — Завидев меня, он сразу же подошел и спрашивает напрямик: «Как ваши дела?» Да еще подмигнул, чтобы я понял, о чем идет речь. Потом начал меня расспрашивать в надежде, что я сболтну лишнее. Пока я с ним стоял, с меня семь потов сошло… Сдается мне, что этот подлец пронюхал что-то.
—
Черт бы побрал этого сукина сына, — проговорил Мичо сердито, — хоть он мне и родственник, но я им гнушаюсь, как падалью.
—
Сколько матерей плачут из-за него, изверга, — сказал поп Димчо. — Кто его ухлопает, будь это хоть самый страшный грешник, предстанет пред богом чистым, как ангел.
И поп Димчо благочестиво приложился к фляге с водкой, которую он вытащил из-за пазухи, а потом передал ее Странджову.
Раздался громкий стук в дверь.
Все вздрогнули. Призрак предательства возник перед глазами товарищей. Соколов схватил револьвер и кинулся к двери.
—
Кто стучит? — спросил он. Послышался приглушенный голос:
—
Откройте!
Это была жена Мичо.
—
Приходил Заманов, — прошептала она.
Как ни тихо были сказаны эти слова, члены комитета расслышали зловещее имя и содрогнулись.
Доктор снова запер дверь, подошел к божнице и, развернув какое-то письмо, стал читать его при свете лампады.
Спустя минуту он повернулся к товарищам, сам на себя не похожий. Лицо у него вытянулось от испуга и удивления. Все затаили дыхание. Во всех взглядах был немой вопрос: «Нас предали?..»
—
Что это за письмо? — спросил Огнянов.
—
Это наше собственное письмо, которое мы позавчера послали панагюрскому комитету; теперь оно вернулось. Сами посмотрите, кто его возвратил.
И он подал письмо Огнянову.
—
Читай вот эти строки! — добавил он, указав на приписку внизу.
Огнянов прочел следующее:
«Господин председатель!
Плохо делаете, что роняете свою корреспонденцию на улице; ее находит господин Стефчов. Сегодня я взял это письмо у него из рук, когда мы были у бея и переводили ему на турецкий язык то, что написано на обратной стороне — о белладонне и прочем; а то, что написано на этой стороне, я потом сам про
чел
у себя, над жаровней. Об этом можете не беспокоиться. Над вашей головой сегодня вечером сгущались и другие тучи, но теперь они рассеялись. Благодарите меня! Собирайтесь в другом месте и будьте осторожней. Желаю успеха и победы! Предатель болгар и турецкий осведомитель.
Все были ошеломлены.
—
Как это письмо могло попасть в руки Стефчова? — негодующе спросил Огнянов, когда прошли первые минуты удивления.
—
Его взял Пенчо, чтобы передать нашему курьеру, и, как видно, потерял, — объяснил доктор.
Так оно и было; письмо в тот день упало на улицу, когда служанка чорбаджи Юрдана, высунувшись из окна, вытряхивала пиджак Пенчо. Юноша не заметил, что письма в кармане нет.
—
И
Стефчов его нашел! Вот и не верь в судьбу! — сказал Кандов.
—
И в
провидение, — добавил Недкович.
—
Провидение в лице шпика! Кто бы мог подумать, что Заманов такой честный человек! — рассуждал Франгов.
—
Как видно, мы и сами не знаем, сколь многим мы ему обязаны, — заметил Ганчо Попов. — Он упоминает о каких-то «других тучах»… Может, сегодня нас хотели застать врасплох и арестовать?.. Ведь Стефчов сегодня был в
конаке,
и его агент следил за нами, когда мы входили сюда.
—
Да, оказывается, Заманову не чуждо благородство! — удивился Огнянов.
—
И он искренний патриот, как видите. Спасая нас, он подвергает опасности себя, — он поставил свою подпись, — сказал Недкович.
—
Господа, — торжественно воскликнул Огнянов, — это знамение времени! Если даже турецкие официальные осведомители становятся патриотами и нашими союзниками, значит — наступил великий час, значит — дух народа готов к борьбе и народ для нее созрел!
—
Заманов для меня теперь все равно, что святой, — заметил взволнованный дядюшка Мичо.
И все лица, еще недавно настороженные, вновь стали спокойными и бодрыми.
Нужно сказать, что Заманов, человек неудачливый, еще не совершил ни одного политического предательства. Вопреки молве, он начал свою шпионскую карьеру с единственной целью — вымогать деньги и у болгар и у турок. Болгар он при этом не стеснялся запугивать, но дальше этого не шел. Самолюбие в нем умерло, но совесть еще жила. Очевидно, несчастный не был создан для
Вы читаете Под игом
