— Здравствуй, государь, — говорит бодро отец Александр, — помолим бога о здравии твоем!..

Увидев свечи в руках Софьи Витовтовны, восклицает он радостно:

— Веселися сердцем и душою, Иване! Свечи сии от Иерусалима, от гроба господня, ожег концы их огнь небесный. Свечи сии хранят в домах и возжигают при молениях о здравии и спасении…

Иван с трепетом душевным поглядел на свечи.

— Огнем небесным они возжены были, — тихо молвил он и перекрестился.

— Вот мы отслужим молебную о здравии твоем, — продолжал отец Александр, — и свечи сии возжем пред господом.

Дьячок поставил аналой перед кивотом, и служение началось. Отец Александр зажег одну свечу от неугасимой лампады и передал ее Ивану, а другую, зажегши от первой, взял себе и начал молебен. Иван спустился с постельной лавки и стал на колени. Одной рукой он опирался на лавку, а в другой держал свечу. Так Иван простоял весь молебен, но под конец все же ослаб и лег на постель с трудом, при помощи Васюка и диакона.

С каждым днем Иван становится здоровее и крепче. Он много ест и много смеется, а на душе так легко и хорошо, как давно не было. Хочется двигаться, скакать верхом, дышать морозным воздухом, но этого нельзя ему, и он ходит только по своему покою. Ноги еще дрожат у него, неловки и слабы, словно пересидел он их. Все же подолгу простаивает он у слюдяного окошка, держась за подоконник и опираясь на пристенную лавку. Внизу окошко все обледенело, но вверху слюда оттаяла, и сквозь нее видно голубое, яркое небо, где, словно лебедь, плывет одинокое белоснежное облако, сверкающее в солнечном свете.

От сиянья лазури и белизны облака весело и радостно Ивану, и в то же время приятная грусть охватывает его. Сам не зная почему, он вспомнил о Дарьюшке. Ему захотелось вдруг, чтобы она стояла рядом с ним, и они бы, прижавшись друг к другу, вместе смотрели, как медленно плывет облако и края его то выпускают зубцы, то снова круглятся, то тускнеют, то снова блистают ослепительно и ярко…

— Здравствуй, Иванушка, касатик ты мой, — услышал он голос сзади и вздрогнул от неожиданности. — Гостя тобе привел.

Иван быстро обернулся и увидел Илейку с Данилкой. Данилка был смущен, ибо по-другому велел ему Илейка с Иваном обращаться и не звать его по имени. Но Иван сам поспешил к своему другу навстречу и обнял его.

— Здравствуй, Данилушка, — сказал Иван, — давно ждал яз тобя.

— И я скучал, государь Иванушка, — молвил смущенно Данилка.

— Цыц ты, — сурово обрезал его Илейка, — забудь Иванушку, зови токмо государь! Князь ведь он ныне великой, соправитель…

— Я, дядя Илейко, — забормотал Данилка, — я запутался, дяденька…

— Зови меня, Данилушка, — хмуря брови, сказал Иван, — когда одни мы, как прежде, при боярах и при отце и матери — государем. Яз, Данилушка, сам не хочу многое делать, а велят мне.

— При всех чужих, даже при сиротах, — вмешался Илейка, — зови его государем, и даже при слугах дворских, а Иванушкой токмо при мне да Васюке. Помни сие…

Не меняя строгого выражения лица, Илейка повернулся к Ивану и спросил:

— Не прикажешь, государь, принести тобе какой ествушки и питья?

— Принеси нам с Данилкой курничка, и еще что есть, и питья медового…

Илейка ушел. Иван сел на пристенную лавку возле окна, у коего стоял, и, указав Данилке рукой на место возле себя, сказал ласково:

— Садись рядом.

Ему хотелось, чтобы все было так же, как раньше, когда с Данилкой он рыбу ловил вместе, когда снегирей они да щеглов в клетках держали, но этого уже не было. Почему-то Данилка робел и стеснялся.

— Ну что, легче тобе, Иванушка? — спросил он неуверенно.

— Легче, — ответил Иван, — токмо нету мне ни в чем волюшки, и много чего уразуметь не могу. Как поправляться стал, лежу тут один и по целым дням все думаю. Иной раз, Данилушка, и ночью, когда не спится, все думаю…

— А ты не думай…

— Не могу, Данилушка…

— О чем же ты думаешь?

— Обо всем. Вот женят меня, а что такое женитьба? Зачем мне жена? Что мне с ней делать…

Данилка усмехнулся.

Иван с удивлением поглядел на Данилку, ожидая ответа.

Старше его Данилка на пять лет, больше он видел и уж все понимал.

Иван досадливо сдвинул брови.

— А помнишь в конюшне-то? — продолжал Данилка. — Так и люди…

Разговор оборвался: вошли Илейка и Ульянушка с разными яствами, сыченым квасом и медом, но Иван уже все понял.

Когда епископ Авраамий суздальский и Федор Васильевич Курицын вошли в покои Ивана в сопровождении широко улыбающегося Илейки, юный государь радостно соскочил с постели и бросился навстречу владыке.

— Buon giorno, sovrano![104] — весело крикнул ему Курицын и отвесил низкий поклон.

— Buon giorno! — на ходу ответил Иван и поспешил к Авраамию, чтобы принять от него благословение.

Отец Авраамий, когда Иван облобызал его руку, приветливо и ласково улыбнулся.

— Come sta lei, mio figlio?[105] — сказал он тоже по-итальянски, лукаво взглянув на Ивана.

Это было произнесено так по-светски, как никто не говорит из духовных лиц.

Ивану сразу захотелось шалить и смеяться. Не напрягая памяти, он быстро вспомнил итальянские слова и ответил:

— Benissimo, padre, la ringrazio![106]

Отец Авраамий рассмеялся и воскликнул по-русски:

— Преуспел ты, Иване, по-фряжски!

— Нет, отче, — сказал Иван, — яз не учился боле фряжскому, опричь того, что мне в Володимире Федор Василич сказывал. В Москве же болел…

— Ишь, как ты памятлив! — удивился владыка и продолжал весело: — Ныне, благодарение господу, ты здрав совсем, как мне сказывал отец Александр. Радуясь сему, аз и пошел к тобе принести добрую весть. Декабря пятнадцатого отец Иона поставлен на митрополию всея Руси. Ныне наша церковь сама собе госпожа… А может, тобе уж сказывали о сем?

— Нет, мне о том не ведомо.

Отец Авраамий оживился еще более и с увлечением стал рассказывать о торжественном соборе в Москве всех архиепископов и епископов русских, а также архимандритов, игумнов, протоиереев и иереев.

— Из архиепископов, — рассказывал Авраамий, — был отец Ефрем ростовский, архиепископ же новогородский отец Ефимий не был, но, как и епископ тверской, отец Илья прислал грамоту о своем единомыслии с нами на постановление отца Ионы. Все же прочие отцы епископы — Варлам коломенский и Питирим пермьский и аз — были…

Владыка Авраамий говорил обо всем с великой радостью, но Иван слушал довольно равнодушно, хотя был рад избранию владыки Ионы, которого очень любил. Однако, когда Авраамий стал передавать речь Ионы, княжич заволновался.

— Слушай, Иване, — с увлечением воскликнул Авраамий, — слушай, что изрек нам первосвятитель наш, митрополит Иона. Встал он из-за стола во весь рост свой и говорит: «Отцы духовные, возблагодарим господа, что впервые церковь русская избрала главу собе по уставу апостолов и волей святителей русских, а не волей грецкого патриарха, впавшего ныне в ересь латыньскую… За пять веков, — гремит голос отца Ионы, — от равноапостольного святого князя Володимера до нынешнего государя нашего Василья