свои чудные песни. Случилось так, что у всех наших гребцов были прекрасные и чрезвычайно симпатичные голоса, так что слушать их поистине было наслаждением. В некоторых песнях было столько сладкой грусти и прелести, что, бывало, удерживаешь дыхание, чтоб не проронить ни одного звука. Эта чарующая русская песнь, как мне кажется, есть верное выражение души русского народа. Ведь он не знал и не знает музыкального искусства, законов гармонии, размера, такта. Почему же песнь его так чарует и вызывает столько самых сладких чувств? Самая грусть ее так приятна, что желал бы даже усвоить ее себе и не разлучаться с нею, как с лучшим наслаждением.

По захождении солнца стали снова собираться тучи, ветер засвежел, и мы плыли очень быстро; но к полночи он так 'скрепнул', выражение моряков, что мы должны были по причине темноты пристать к одному рыболовному стану и стоять до рассвета, старательно прикрепившись к берегу. С рассветом мы пустились в наш последний путь на веслах, и вскоре нам открылась Астрахань, цель нашего плавания. Город окружен и перерезываем Волгой и представляется как бы на острове. Подходя к нему, ветер нам стал с боку, мы поставили парус, ладья понеслась, как бы разделяя общее нетерпение. Миновав множество судов, только что приставших, и других отплывших, мы остановились у пристани. По команде: 'Молись Богу' все сняли шляпы и возблагодарили Господа за счастливо оконченное плавание.

Мы остановились в гостинице, ближайшей к пристани. Это большое каменное здание возле караван- сарая. Из наших окон верхнего этажа видна была старинная крепость с высокою каменною стеною и собором. Собор замечателен своею своеобразною архитектурою и высотою. Кругом всего собора идет широкая галерея. Мы были у обедни. Служба совершалась, как везде на православной Руси в соборных храмах, благоговейно, с прекрасными певчими.

Во время двухдневного нашего пребывания мы не успели ознакомиться с городом. Военным губернатором был генерал Тимирязев, которой) тогда не было в городе. Жена его, родная сестра нашего товарища Федора Федоровича Вадковского, узнав о нашем приезде, пригласила нас к себе, так же, как Бибикова в Саратове, приняла нас радушно и ласково, расспрашивая о брате и всех подробностях нашей жизни в заключении. От нее мы отправились бродить по городу. Нас очень занимали пестрота и густота населения, вероятно, приезжего, потому что все улицы были полны толпившимся народом. Тут встречались типы и одеяния всех возможных восточных племен, даже до индийцев — поклонников огня.

Без сомнения, все это здесь витало по торговым делам. Это была еще пора большого процветания города, который впоследствии, по разным, как говорят, стеснениям и изменениям административным, несколько упал. С нашими нынешними азиатскими владениями, он, без сомнения, должен будет сделаться очень важным складочным местом. Оживление и разнообразие города произвело на нас очень приятное впечатление, и мы бы с удовольствием пробыли в нем дольше, но пора было приближаться к цели нашего путешествия. В Тифлисе от корпусного штаба зависело наше определение в службу, назначение полка и место служения. На другой день после обеда наши вещи перенесли в лодку, которая и перевезла нас на другой берег, где ожидали две почтовые тройки. После покойного и поместительного тарантаса и покойнейшего путешествия водой нам было не совсем приятно воссесть на телегу с нашими вещами, которых у нас было довольно много, и потому сидеть нам было очень неудобно.

Дорога от Астрахани к Кизляру идет степями. Множество озер, поросших камышами, плодили целые стада диких гусей, беспрерывно пролетавших над головами и оглашавших воздух своими криками. Селений уже тут нет, кроме редких хуторков и калмыцких кибиток.

На первую станцию мы приехали еще засветло, где и напились чаю. Тут мы в первый раз услышали о тарантулах и даже видели одного пробежавшего по комнате. Станционный смотритель бросился его отыскивать, но он уже исчез. Он указал нам на масло, настоянное тарантулом, как на самое действительное средство в случае укушения.

Следующую станцию мы уже проехали ночью. Это была первая южная ночь в степи. В тишине этой ночи только слышен был конский топот наших двух троек, переливы колокольчиков и жужжание насекомых, гнездившихся в несметном множестве в роскошной траве. На следующей станции нам посоветовали уже запастись водой для чая, так как далее будут две станции безводных или с такой водой, которая не годится для чая. Тут уже начались песчаные озера, где можно ехать только шагом. Некоторые простирались на семь и даже на десять верст, и эти переезды были чрезвычайно скучны и утомительны, особенно в солнечный день.

Однажды ночью нам даже случилось потерять дорогу, как в наших снежных равнинах, так что ямщик остановился и пошел отыскивать ее. В сильный ветер, особенно ночью, это даже и не безопасно, несмотря на то, что это не безграничные пространства каких-нибудь знаменитых песчаных степей, как сибирской Гоби или африканской Сахары, потому что никакая лошадиная сила не выдержит тащить повозку по этим цельным сыпучим пескам, доходящим иногда до оси колеса.

За три станции до Кизляра мы уже увидели донских казаков, стоящих здесь на посту на случай появления хищников, которые скрываются в камышах Терека, высматривая, где можно чем-нибудь поживиться.

Отсюда уже начинались слухи о делах на линии, о набегах хищнических партий, о некоторых похищениях женщин около Кизляра и в его садах.

Все это нас очень занимало, как новичков, едущих к тем самым хищникам, о которых рассказывали такие ужасы. Особенно воинственный вид принимали тут станционные смотрители, которые были истинными героями в воображаемых опасностях. Из казаков на одной станции случился бывший под Ахульго в прошлом 1839, году. Можно себе представить, с каким любопытством мы расспрашивали и с каким вниманием слушали рассказы об этом штурме, где было так жарко и где легло так много наших кавказских героев. После мирных земледельческих занятий эта повесть о битвах, где свирепый враг обдирает, уродует свои несчастные жертвы и ругается над их трупами, где падают солдаты от незримой руки незримого врага, произвела на нас различные впечатления. Иногда они были воинственны и воспламеняли нас; но когда мы представляли себе наш высокий сан рядовых, между которыми по их подвигам, их силе мы были пигмеи, уже расслабленные и казематом, многолетним заключением и оковами, украшавшими нас несколько лет, то, повторяю, когда мы все это представляли себе, то какое-то тайное чувство, не совсем воинственное, закрадывалось в сердце. Мы еще не знали, что нас ожидает, какие подвиги потребуются от нас. Слышали мы, что солдаты там, как бесплотные духи, ходят без устали по 70 и 80 верст, а за себя мы могли поручиться за 20 каких-нибудь, или много за 30 верст, и то не каждый день и не с солдатским ружьем, патронами и сухарями.

Миновав Кизляр, ибо станция в 15 верстах от него, мы стали приближаться к Тереку. Пески еще продолжались, но уже изменяли свой сыпучий бесплодный характер и произращали кой-какую траву, полынь, репье и другое. Кой-где показывались оазисы с группами дерев, калмыкскими кибитками и казачьими хуторами. По пескам тут уже появляются бочки с арбузами, дынями, огурцами и неизбежными здесь гигантскими тыквами.

Расстояние от Астрахани до Кизляра 380 верст, а от Кизляра до Наура, где мы выезжали на линию, 80 верст. По мере приближения к Тереку растительность становилась более цветущею. Тут уже встречали мы многочисленные стада крупного и мелкого скота, а также табуны лошадей. Погода в это время стояла пасмурная, и напрасно взоры наши искали увидеть Кавказский хребет, но однажды как-то тучи разбежались и нам показались его снежные вершины; но это было мимолетное видение, тотчас же исчезнувшее.

Затем открылась линия в виде зеленой полосы, которую составляют множество станичных садов, раскинутых по Тереку, и высокий пятиглавый храм замечательной старинной архитектуры. Это была станица Наур. Неподалеку от ворот, по длинной улице, ведущей на площадь, нам отвели чистенькую уютную комнату казачьего дома, как видно, зажиточного, да, впрочем, и все казаки не бедны и немного встречаешь там бедных по каким-нибудь несчастным обстоятельствам. Молодой хозяин был в экспедиции, оставались одна молодая хозяйка и отец его, старый казак. Она приняла нас очень радушно, много говорила с нами, проворно подала самовар, так как наступал уже вечер, и не отказалась с нами напиться чаю. Мы с чаем всегда курили трубки, а так как комната была небольшая, то дыму было довольно. В это