Когда мой муж потом был в Санкт-Петербурге и имел аудиенцию у императора, его величество с похвалой отозвался о мистере Тафте, и было очевидно, что он оказался во власти чар американца.

В Санкт-Петербурге рассказывали необычную историю о военном министре США, заключавшуюся в том, что, когда он ехал на большой официальный обед, у него лопнула некая важная часть его одежды, а поэтому он здорово опоздал. Я спросила мистера Тафта, когда встретила его в прошлом году, правда ли это. И он, смеясь, признался, что да.

Осенью 1909 года мы вдоволь наслушались агитационных речей революционеров на нашем флоте, а также в инженерных полках в армии. В штабе генерала Ирмана была созвана большая конференция, и были намечены некоторые шаги по подавлению кампании недовольства. Тем не менее вскоре после этого в саперных частях действительно вспыхнул мятеж. Для исправления ситуации был послан батальон 10-го полка, но бунтовщики напали на офицеров, убив одних и ранив других. Видя, что это подразделение недостаточно сильно для того, чтобы удержать саперов под контролем, один вольноопределяющийся, смертельно раненный, дополз до телефона и послал свое предсмертное обращение к 9-му полку: «Спасите нас!» Этот призыв спас ситуацию.

На следующее утро в 7.00 генерал дивизии моего мужа прибыл ко мне, чтобы предупредить об опасности. «Готовьтесь к худшему, княгиня! – сказал он. – На флоте начинается мятеж». Рапорт коменданта порта, барона Ферсена, был на самом деле неверен.

В 8.00 на всех кораблях взвились флаги. Моего мужа послали в госпиталь, чтобы узнать о раненых и составить немедленный отчет для передачи императору. Когда он проезжал мимо артиллерийских казарм, он заметил устремленные на него мрачные взгляды и вынул револьвер, приготовившись отразить нападение.

К своему ужасу, я увидела из нашего дома, из которого открывался прекрасный вид на гавань, два корабля (крейсер и эсминец) под красными флагами. Потом, когда эсминец направился на выход из гавани, разгорелся настоящий морской бой. Мятежные корабли обстреливали город, и особенно активный огонь вели легкие орудия эсминца. К счастью, верные сибирские стрелки не стали терять времени и срочно прибыли по призыву умирающего вольноопределяющегося. Они ответили огнем, используя наши большие орудия, и потопили эсминец. Благодаря расторопности и стойкости 9-го полка сибирских стрелков через два часа весь бунт был подавлен. Не подоспей вовремя эти войска, чтобы открыть артиллерийский огонь, нас сегодня не было бы в живых и я не смогла бы рассказать эту историю. Поздно вечером мы узнали, что были убиты многие морские офицеры, наши друзья, которых предательски закололи свои же матросы.

Во главе восстания стоял какой-то юнец двадцати лет, а на борту одного из кораблей находилась его сестра, такой же главарь, как и он сам. Она была убита, когда один из снарядов попал в котел, а когда ее тело понесло волнами на берег, наши разъяренные солдаты пытались выловить его, чтобы отомстить брату. На следующее утро, находясь на обедне в госпитале, я увидела убитых и раненых, и заблудшая девушка была среди них. На шее, как это ни странно, она носила образок, хотя была еврейкой.

Решением военно-полевого суда семьдесят солдат и матросов были казнены. Один из самых опасных мятежников, матрос по фамилии Черепанов, сбежал из тюрьмы очень необычным образом за день до назначенной ему казни. Ему удалось забраться в огромную бочку с отходами, которую выносили из камеры, его так и вынесли вместе с ней. В конце концов он добрался до Японии, откуда и написал о своем спасении.

После первой телеграммы, сообщавшей императору о мятеже, наша связь с Россией прервалась на три дня, так как коммуникации с Владивостоком были полностью разорваны. Наконец, новости стали передавать через Японию. Его величество прислал чудесную телеграмму благодарности своим верным сибирским стрелкам, а в знак признания геройства, проявленного умиравшим вольноопределяющимся, посмертно произвел его в офицерский ранг и назначил его вдове специальную пенсию.

Такова история мятежа во Владивостоке во время нашего пребывания там.

Мой муж продолжал тяжело страдать от ревматизма, и, хотя он перепробовал всевозможные лекарства, ничто ему не помогало, постепенно мы пришли к заключению, что это происходит из-за влажного и вредного для здоровья климата Владивостока. Доктор посоветовал ему на длительное время перебраться на юг. Прощаясь, он заметил: «Вам необходим теплый климат, и я бы предложил Алжир». Но мой муж разошелся с доктором во мнении и заявил: «Это совершенно исключено. Это разрушит мою карьеру, чего я не хочу. Я один из самых старых полковников в армии, хотя по годам самый младший. Я надеюсь скоро командовать полком».

После обсуждения этой проблемы во всех деталях, выбор был остановлен на Туркестане[15]. Он имел двойное преимущество в том, что там был жаркий и сухой климат и что это не было помехой для планов моего мужа. Знакомые нам два молодых лейтенанта тоже хотели перевода туда и рассказывали о стране, о которой так много слышали, в самых пылких выражениях. Увы, мы им поверили.

Толи послал телеграмму отцу и сообщил ему, какие перемены он намечает сделать в связи со своим здоровьем, на что отец полностью согласился и ответил, что это, несомненно, пойдет Толи на пользу. Мой свекор добавил, что генерал-губернатор Туркестана генерал Самсонов был в тот момент в Санкт-Петербурге и что он повидается с ним, так как генерал, может быть, что-то предложит.

После разговора моего свекра с генералом он повторил в своем письме слова генерала: «Не стоит ломать себе голову. Я буду только рад иметь вашего сына в своем штабе. Я его знаю еще с Русско-японской войны». Так все было устроено, и Туркестан стал свершившимся фактом. Через неделю мы отправились в Санкт-Петербург, надеясь найти там генерала и выяснить кое-что о стране, в которую мы собирались. Это было серьезное предприятие, и я ожидала его с некоторым страхом.

Я была уже по горло сыта Азией, хотя с сожалением покидала Владивосток, где осталось так много друзей. Были устроены прощальные обеды, и все пришли проводить нас на вокзал. В наше купе присылали букеты и корзины цветов, главным образом хризантем (там было мало других, а эти цветы прибывали со своей родины – из Японии). Мы были по-настоящему поражены количеством людей, пришедших на вокзал. Помимо наших близких друзей, появилась целая группа армейских и морских офицеров, а также иностранные консулы. Батальон моего мужа был выстроен в боевом порядке, чтобы отдать ему военные почести, а когда поезд тронулся, оркестр заиграл бодрый марш. И муж и я были глубоко тронуты этими проявлениями привязанности и внимания со всех сторон.

Как только наш поезд отправился, слуга моего мужа Жозеф пришел ко мне и сообщил: «В нашем поезде едет архиепископ Сибири». Муж сказал: «Я знаю его. Мне хотелось бы получить его благословение. А где он?» И муж отправился искать архиепископа, но после двадцати минут бесплодных поисков вернулся в недоумении: «Нигде не могу найти архиепископа. Ты уверен, что он в этом поезде? Кто тебе это сказал?» Похоже, один из пассажиров спросил кондуктора нашего вагона: «Кто это едет с нашим поездом, что так много шума?» А тот ответил: «Да архиепископ едет с нами!» Я расхохоталась и заметила: «Может быть, меня приняли за него? Я такая же плотная, как и он, и на мне черный плащ и плотная вуаль, спускающаяся на плечи. Архиепископ тоже носит черную накидку, а ряса у него разве не такая, как мой плащ? Так что легко сделать такую ошибку».

Один друг преподнес мне в дорогу два горшка с карликовыми розами, которые имеют особенность цвести четыре раза в году. В связи с этими растениями имел место один забавный эпизод. Когда мы доехали до пограничной станции в Маньчжурии, нам запретили выходить из вагона, пока нас тщательно не осмотрит инспектор таможни. «Есть ли у вас что-либо декларировать из вещей, считающихся контрабандой?» – спросил он у меня. Затем, указав пальцем на маленькие растения, он заявил серьезным голосом: «Есть ли у вас сертификат на филлоксеру, гарантирующий, что ваши растения имеют иммунитет от заболевания?» Я чуть не расхохоталась, потому что была удивлена таким глупым вопросом, но он продолжал торжественным голосом: «Сожалею, княгиня, но, если вы желаете оставить у себя эти растения, вы должны подписать об этом документ, и, если будет установлено, что они здоровы, мы отправим их по вашему адресу, но, боюсь, сейчас я вынужден их конфисковать». Я подумала, что он просто спятил, но его чувство долга было так сильно, что он не понял, что меня здесь смешит. Он учтиво извинился, но ушел с моими двумя растениями, держа их по одной штуке в руке.

Путешествие в классе люкс заняло двенадцать дней. В первый день, когда я вошла в вагон-ресторан, то