дежурстве, чтобы открывать дверь лифта или ввести любого посетителя, который поднимется по лестнице. Швейцар всегда звонил, когда в этом была необходимость. Служанка моей свекрови, проработавшая здесь пятьдесят лет, ела в своей комнате, где ей прислуживала дородная женщина по имени Оля, служившая у нас с давних пор. Внешний вид Оли был совсем непривлекателен, волосы постоянно находились в беспорядке, а одежда – неряшлива.
Однажды примерно в два часа дня зазвонил звонок. Несколько минут было тихо, потом донеслись звуки открываемой, а затем закрываемой двери. Послышались легкие шаги по паркету танцевального зала, который вел в гостиную наших родителей и их уютный послеобеденный уголок. Совершенно неожиданно в дверях появилась ее величество, вдовствующая императрица, без всякого объявления. Оба моих родителя вскочили на ноги.
Мой свекор произнес: «Я надеюсь, кто-нибудь был у двери лифта, ваше величество?» Но императрица лишь улыбнулась своей ласковой улыбкой и сказала: «Единственно, кого я встретила, – это старую полную женщину, которая несла гору тарелок. Вероятно, она меня не узнала, но хотела проводить меня. Однако я ответила, что найду дорогу сама».
После ухода ее величества состоялось расследование, был проведен строгий опрос всех слуг, чтобы выяснить, отчего и почему была допущена такая халатность. Первым допрашивали привратника. «Почему ты не вышел на лестницу, когда ее величество была в лифте?» – «Я не знал, что это ее величество. Я подумал, что это всего лишь великая княгиня».
Потом на сцену вышла Оля. Моя свекровь сурово сказала ей: «Почему ты всегда такая неопрятная и почему ты всегда там, где тебе делать нечего?» Старая женщина была настолько простодушна, что было просто невозможно на нее сердиться. Потом она рассказывала слугам, что хотя поначалу она испугалась, но была очень горда тем, что оказалась единственной, с кем разговаривала вдовствующая императрица.
Во второй раз моя свекровь строго-настрого приказала, чтобы один из слуг всегда был наготове откликнуться на звонок колокольчика. Однако этот первый урок не пошел впрок. Они посчитали, что вряд ли кто-то из императорской семьи посетит этот дом так скоро, а поэтому опять проявили беспечность.
Как ни странно, но два дня спустя разыгралась такая же комедия с небольшими вариациями, но с теми же актерами. И Оля вновь сыграла свою роль «встречающей дамы». На этот раз по лестнице поднялась великая княгиня Мария Павловна. У входа стояла жена привратника, не обратившая на гостью внимания, так как та поднялась по лестнице, а не на лифте. Войдя в квартиру, она встретилась с Олей, у которой в руках вновь была гора тарелок и подносов.
Великая княгиня вошла в гостиную, в которой отдыхала моя свекровь. Та, думая, что это ее кузина, спросила: «Это ты, Мария?» – «Нет, – ответила великая княгиня, – это я, Мария Павловна».
И опять моей свекрови пришлось извиняться. Это было похоже на заколдованный круг, из которого, казалось, невозможно выбраться, потому что, кто бы ни пришел в дом, Оля всегда была тут как тут.
И это не преувеличение, потому что мы получили письменный рассказ об этом от свекра. Помню, моя кузина обратилась к своим родителям: «А нельзя ли нанять кого-нибудь другого, более приличного? Уверена, что когда-нибудь Оля столкнется с императрицей», что и в самом деле случилось.
После отъезда из Бордигеры мы с мужем отправились во Флоренцию, чтобы посетить могилу его брата. Какое тихое и спокойное место это кладбище, где он был похоронен, и какое в этом сейчас утешение нам всем, что по крайней мере один из семьи оставлен в покое – и место его упокоения не в России, где для большевиков нет ничего и никого святого.
Находясь во Флоренции, мы побывали на обеде у моей кузины, чье горе просто невыносимо видеть, она была совершенно безутешна. Там мы встретили моего деверя Владимира с женой, мадам Яворской, которую я нашла не только умной, но и весьма эрудированной. Она безупречно говорила на нескольких языках. И с тех пор я ее никогда больше не видела.
Лето мы провели на одном из германских бальнеологических курортов, а потом на короткое время вернулись в Санкт-Петербург, чтобы подготовиться к долгому путешествию в Туркестан.
Итак, 1910 год. Мы отправляемся в Ташкент. Дорога от Санкт-Петербурга до Туркестана заняла восемь дней. В те края раз в неделю отправлялся поезд-экспресс, оснащенный комфортабельными спальными вагонами. Поскольку мы ехали большой группой, нам понадобился чуть ли не целый вагон, и его нам предоставили.
До Самары мы ехали по старой сибирской дороге, но после Оренбурга остались позади густые леса и красивые деревни, и мы вступили в бесконечные так называемые голодные степи. Песок, невысокие холмики, испещренные необычными карликовыми деревцами, покрытыми пучками листьев, похожих на корневища, которые местные жители используют на растопку…
Единственным отклонением от общей линии в этом монотонном пейзаже были палатки (называемые юртами) – жилище кочевых (киргизских) племен, живущих в этих местах. Они виднелись повсюду, то тут, то там. Иногда вдруг возникнет проблеск активной жизни в виде верблюдов и лошадей, либо пасущихся, либо на привязи. Эта неизменная картина утомляла глаз три дня без перерыва, и, хотя стояла зима, на земле снега не было – ничего, кроме бесконечных пространств песка. Грязного песка, заполняющего все трещины, песка, забивающего поры кожи, покрывающего все вокруг, куда ни повернешь голову.
В дополнение к неприятностям в поезде лопнули водопроводные трубы, и нам нечем стало умываться. Пришлось пользоваться минеральной водой, и среди этих бутылок оказалась одна с лимонадом, которую моя дочь по ошибке использовала. Результат не требует описания, и, когда бедняжка пришла в наше купе, мы встретили ее хохотом: все ее лицо было испещрено полосами, как у зебры. Она заплакала навзрыд и произнесла: «Что мне делать, мама, лицо и руки такие липкие, а воды нет!» Поскольку станции отделяли большие расстояния, ей долгое время пришлось терпеть это неудобство. Но наконец мы доехали до одной из них, где, к счастью, нашли достаточно воды, чтобы умыть нашу девочку.
После Москвы от поезда отцепили вагон-ресторан, и, так как наши запасы продовольствия подходили к концу, мы испытали облегчение, когда добрались до Ташкента.
Вокзал представлял собой маленькое и жалкое деревянное строение. На перроне и вокруг него собралась толпа возбужденных туркестанских аборигенов, называвшихся сартами. Они кутались в цветные одежды вроде платьев и носили белые тюрбаны. Европейцев было очень мало. На станции нас встречали два офицера, о которых я ранее упоминала, и мы были рады увидеть их.
Уже была полночь и царила темнота, потому что в Ташкенте не было уличного освещения, за исключением фонарей на главной улице.
К счастью, примерно в это время показалась луна и ярко осветила окрестности. Наш новый автомобиль французского производства марки «Берлие», присланный из Санкт-Петербурга, ждал нас возле станции. Он стал первым авто, достигшим Туркестана. Хотя машина и была совсем новой и ею стали пользоваться впервые, только сейчас, мы с неудовольствием заметили, что она покрыта царапинами и грязью. Это был намек, чего следует ожидать в Ташкенте. Словами этот ужас не передать.
Луна скрылась за облаками, как из ведра полил дождь, и стало совершенно темно. Только свет автомобильных фар вел нас по немощеной и неровной дороге, и нас швыряло из стороны в сторону, от кучи к столбу, от столба к куче. Несколько раз мы налетали на что-то большое, но никак не могли определить, что это было, но в конце концов, остановившись, обнаружили, что это был караван верблюдов, идущих цепочкой и мешавших нашему проезду. Поначалу мы были озадачены при виде этих неожиданных «привидений», и у меня вырвалось: «Они просто прелестны!» Кто бы мог подумать, что мы встретим верблюдов в самом центре столицы?
Позже я сказала мужу: «Если мы видим образец того, чего мы должны ожидать в этом Богом забытом месте, так на что же будет похож дом?»
Вид нашего жилища, как только мы смогли его разглядеть, нас обескуражил. Хотя, как правило, дома в Ташкенте строились из глины, государственные учреждения, военные школы и дом генерал-губернатора возводились на металлических балках. Но для частных домов этот метод был слишком дорог.
Наш дом имел форму простого квадратного ящика, но с маленькими окошками, и он был одноэтажным – фактически что-то вроде бунгало серо-грязного цвета.
Он был построен целиком из глины, но стены были толстыми, так что жара не проникала внутрь, и частые здесь землетрясения не могли бы его разрушить.
Войдя внутрь, мы были приятно удивлены. Мы обнаружили тут как бы родные пенаты. Так как нам говорили, что тропическая жара Туркестана способна покоробить мебель, мы заказали в Англии кое-какую
