приняла вселенские масштабы, когда он увидел, как далекий сержант открывает заднюю дверцу и вытаскивает из машины «корень» – изделие ПР-73. Успокаивающий эффект этого седативного средства Пикулин испытал на себе не раз. Однажды даже передозировал: в зоне случился бунт, и озверевшие менты дубасили палками всех, кто попадался на глаза. Даже тех, кто прятался, они вынимали на свет божий и сразу, едва те оказывались в роли «попавшихся», били. В руках мастера резиновая палка превращается в предмет еще более удручающий, чем кусок арматуры. Арматура, та ломает кости, а после прогулки по телу резиновой палки у оппонента трескается на спине кожа и внутренние органы превращаются в сочные отбивные.

«Стоило один раз довезти клиента от «Полтинника», – снова стал корить себя Пикулин. – Сколько раз клялся туда не ездить…»

Когда количество сержантов у лунки удвоилось, у слесаря заклевало. Ловким движением подсекая добычу, он схватил леску рукой и стал работать как альпинист, вынимающий из пропасти веревку после падения с нее товарища.

Когда очередной окунь был где-то между льдом и дном, сержант, знающий о голубых марлинах почти все, шагнул и со свистом врезал палкой по лопаткам рыбака.

Тот остановился, прокряхтел: «Все равно никуда не денется», сплюнул на снег и выпрямился. В нем было не более ста шестидесяти сантиметров роста и килограммов шестьдесят веса.

– А вот за это можно и по бебикам получить, – сказал он, уворачиваясь от второго удара и нанося сокрушительный удар сержанту-ихтиологу между ног.

Через минуту он и Сашка лежали у лунки, тяжело дышали и слушали разговор старшего сержанта с коллегами из райотдела. Сержант скулящим голосом докладывал о поимке двоих преступников, совершивших на них нападение. Голос из радиостанции, потрескивая и прерываясь, спрашивал, кто напал и зачем, сержант рассказывал. И чем дольше он это делал, тем ярче и пронзительнее выражался его невидимый собеседник.

– Да на кой они нам нужны?! – кричал он. – Вы давайте всех, кто без паспорта на рыбалке, сюда везите! А то я тут от скуки умираю! Ты привез, а мне с ними полдня отписываться! В своем уме?!

– Они оказали сопротивление, – объяснил старший.

– А вы их зачем? Ходите, сами залупаетесь, вас бьют, а потом пишете, что на вас напали. – Сашка даже поднял голову, услышав в словах неизвестного правду именно в том виде, какая она есть. Голос между тем помолчал, после чего велел задержанных отпустить и заняться тем, чем было велено, – розыском Пикулина.

Слесаря после этого пнули три раза, Сашку – один.

Вытирая с губы кровь и с чувством глубокого удовлетворения разглядывая две спины, затянутые в синюю материю, Пикулин не выдержал и выплюнул на снег розоватую слюну вместе с негодующим:

– Я не знаю, куда ты «заезжал» и сколько раз, но там, где сидел я, за такие дела били рожу.

– Не понял… – не ожидавший таких откровений, рыболов поморщился.

– Сейчас поймешь, – процедил Сашка и неуловимым хуком срубил его с ног.

Отбил рукой летящий в его голову ледорез и врезал еще. Дабы исключить необходимость озираться, шагнул и с разворота пробил в третий раз.

– На марлинов он голубых обиделся. Из-за меня, мать твою, все «красные» Холмска своих семей третьи сутки не видят, а он тут решил на патруль залупаться! Вытащи, мудак, там окунь, наверное, уже сам повесился!

Кровь сочилась и сочилась, а до берега оставалось еще около пятидесяти метров. Были хорошо видны фонари стоп-сигналов отъехавшего «уазика», тормозящего на подъеме. И вдруг Пикулин увидел, что милицейская машина, остановившись на самом пригорке, включила задний белый фонарь.

Зачем бы им ехать обратно?

И Сашка прибавил ходу.

Через несколько шагов, стараясь побыстрее взбежать по лестнице на набережную, он краем глаза видел двоих в синем, выскакивающих из машины с пистолетами в руках и также рвущихся наверх. В руке одного из них был знакомый Сашке документ – белый лист бумаги с ксерокопией чьей-то фотографии. И Пикулин уже точно знал, чьей фотографии.

Знакомство с рыбаком, от которого он ожидал покоя и возможности обдумать свои последующие действия, закончилось очередным гоном.

Узнав на фото только побывавшего в их руках субъекта, сержанты догадались, что медали «За отличие по охране общественного порядка» далеко от них еще не ушли.

Контейнер лежал на столе. Такой, как его описывал Кряжин: не более пятнадцати сантиметров в длину, не более пяти в диаметре. Цифры «29–11» на торце одной из составляющих, и внутри – тайна.

Долго содержимое тайной не осталось. Желябин посмотрел на Кряжина, тот согласно кивнул головой, и майор осторожно, словно там лежал пластит, раскрутил половинки. Бережно вывалил на стол кусок металла, который выглядел точно так же, как и содержащее, – серебристого цвета брусок в виде параллелепипеда. Он как две капли воды был похож формой на обрезок деревянной рейки.

– Неужели это может стоить сто миллионов долларов? – усомнился Георгиев.

– А почему нет? – Советник оторвался от какого-то документа и опустил на кончик носа очки. Обычно он стеснялся надевать их, однако Сидельников был своим парнем, а с этими людьми скоро придется прощаться и, быть может, навсегда. – Сомневаешься?

– Маленький очень, – поддержал подчиненного Желябин.

– Майор, – Кряжин вздохнул и пожевал губами, – сверхпроводимости вообще не видно, но наши академики в прошлом году умудрились получить за нее в Стокгольме полтора миллиона. А здесь – я вам как физик физикам говорю, – сощурившись, следователь подбросил брусок на ладони, – не менее двадцати граммов.

Наступал момент для резонного вопроса, и задал его, конечно, Желябин:

– И что теперь?

– Попробуй догадаться.

– Предмет преступления найден. Осталось найти заказчика и исполнителя.

– Имя заказчика может подсказать только исполнитель, – подытожил Кряжин. – Получается, нам нужен…

– Пикулин, – не выдержал дурацкого разговора Георгиев.

– И он нам тоже нужен, правильно, – помедлив, ответил следователь.

– А куда деть это? – кивнув на контейнер, едва слышно поинтересовался молчавший до этого Мацуков.

– Ты факс отправил? – вспомнил вдруг советник.

– Конечно, – Мацуков ответил так, словно вопрос оскорбил его до глубины души.

– Смотри… – с невнятной угрозой пробормотал московский следователь и вернулся к главной теме разговора: – У меня переносного сейфа нет. – Разведя руки, Кряжин показал – действительно сейфа не было. – А потому… – оглянувшись, советник ткнул пальцем в Георгиева. – Готов поклясться, что в вашем сейфе два отделения, и в нижнем находится бутылка водки и стакан для лица, стоящего на оперативной связи. Там же несколько пачек «Примы», пара банок тушенки и какой-нибудь хлам вроде разорванной кобуры и летних сношенных туфель…

Щеки опера сделались пунцовыми, и он взглядом стал искать помощи у Желябина. Из всего, что перечислил московский «важняк», в его сейфе не было только разорванной кобуры, а вместо тушенки – килька в томатном соусе. «Приму» заменял «Беломор», но даже при условии такого чудовищного несовпадения холмский сыщик не мог понять очевидного. На начальном этапе службы сейфы у следователей районной прокуратуры и оперативников из РОВД различаются только одним – у первых в верхнем отделении расследуемые уголовные дела, у вторых – дела оперативные и оперативно-поисковые. Нижние отделения сейфов содержимым не отличаются.

– Так что придется освободить для меня нижнее отделение, гражданин мент. – Кряжин подошел к двери, что должно было стать для Георгиева сигналом следовать в его кабинет. – И ключ придется отдать мне. А дверцу я опечатаю своей печатью. Если контейнер исчезнет – я выведу тебя, старший лейтенант, во