в противостояние людей и аухканов. Впрочем, все уже было ясно – люди подавили клешнеруких не умением, а числом.

Рамор должен был остаться во власти прежних хозяев.

Но Он все еще был жив, и это значило, что у него есть выбор…

– Я все еще жив, и это значит, что у меня есть выбор, – обратился Аддон к Эрвоссе Глагирию.

Тот стоял у ручья, печально склонив на плечо седую голову, и разглядывал плывущие по прозрачной воде лепестки.

Лепестков было много, и все они были свежие, розовые, будто выше по течению кто-то сыпал их из бездонного мешка.

Это было красиво.

– Ты думаешь, что у тебя есть выбор, – мягко поправил он Кайнена. – Такие сильные и неукротимые люди, как ты, или твой Руф, или прелестная Уйа, все время стараются принять верное решение, сделать шаг в ту или другую сторону, положить на чашу весов что-то настолько тяжелое, чтобы оно перевесило все остальное. Вы не сможете смириться с неизбежностью.

– Это правда, – согласился Аддон.

– Я восхищаюсь вами, но не уверен, что вы не находитесь в плену иллюзий. Возможно, боги давно предугадали каждый ваш шаг, расписали все роли и теперь вы – не более чем игрушки в их руках. Не стану отрицать и того, что бессмертные тоже могут оказаться всего лишь слепцами, ведомыми неведомо кем и неведомо куда.

– Допускаю, что ты прав, – глухо произнес хранитель Южного рубежа. – Но это не значит, что я перестану сопротивляться. Особенно после того что услышал от тебя и Каббада в последнее время. Даже если мне не суждено ничего изменить, я все равно буду пытаться изменить судьбу – и в лучшую сторону.

Если я правильно тебя понял, то нас в скором времени ждет возвращение клешнеруких. И все, что я видел и слышал, только подтверждает твой рассказ: пришло время, и нынешнее поколение должно рассчитаться за содеянное предками.

Я бы предпочел, чтобы все было иначе, но не получится, правда? И я вовсе не хочу, чтобы люди погибали из-за распрей, которым столько ритофо, что само небо не древнее их. Мне жаль аухканов, не научившихся любить, но это не причина, по которой их потомки могут спокойно убивать моих соплеменников. Я сотру чужаков с лица земли. :А если не смогу этого сделать, то по крайней мере приложу все силы.

И мне плевать, что думают по этому: поводу наши боги – им придется принять мою сторону. Вот у них как раз нет другого выбора.

– Боги мстительны и могут покарать тебя за непокорность, – предупредил старик.

– Пусть попробуют. Мне все еще есть что терять, но я уже устал бояться. Я дважды умер: один раз вместе с Либиной, другой – вместе с Руфом, которого любил не за то, что он был загадкой или разгадкой тайны.

– Ты смел, – улыбнулся старик. – Ты отважен и упрям. Возможно, у тебя получится то, что не вышло у меня. Во всяком случае я желаю тебе удачи. Возвращайся домой и принимайся за дело – у тебя много работы, а времени совсем мало. Эта история уже началась, пока ты странствовал в поисках моей обители.

– Скажи мне что-нибудь, – попросил Аддон. – Самое простое и самое важное – не про судьбу и предназначение, а толковое. Понимаешь?

– Представь себе, – потрепал его по плечу Глагирий. – Слушай же: в самом скором времени Га-зарра будет провожать в последний путь царя Баадера Айехорна. Нужно ли подробно рассказывать о последствиях этого события?

– Нет. Он… Ему будет больно?

– Вовсе нет, царь Баадер умрет легко, быстро и с улыбкой на устах. Любому можно пожелать такой смерти.

Хочешь знать еще что-нибудь?

– Как там Либина? – неуверенно произнес Кайнен, не слишком рассчитывая на ответ. – В царстве Ягмы ей очень одиноко?

– Твоя жена не отправилась к мрачному Ягме, – проговорил старик, отворачивая лицо. – За нее очень просили. Ей не одиноко, она счастлива и может спокойно ждать тех, кого любит. Но большего я сказать тебе не могу.

– А большего человеку и не надо. Старик повернулся и пристально посмотрел ему в глаза…