осуществление этой надежды тебе придется заплатить убийством сына или смертью от его руки – ты примешь и то и другое. Мы заскорузли от крови, и наши души болят и корчатся под толстой коркой…

Я надеюсь только на то, что однажды мы все соберемся за дружеским столом и посмотрим друг другу прямо в глаза.

– Ты сделал то, что должен был сделать, – прошептал Аддон. – Если бы я был на месте твоего отца, Справедливый, я был бы бесконечно признателен тебе за этот удар. Если никто другой не мог помочь ему, если я – смертный – причинил бы лишнюю боль, а не принес избавление, лучшего, чем умереть от руки своего сына, я не желал бы.

– Спасибо, – вздохнул Каббад.

– Твое желание будет исполнено, смертный, – сказал юноша, возникший из ниоткуда.

Стуча палочкой по мраморным плитам, он шел к столу.

– Данн?

– Я пришел попрощаться, отец. Мне здесь больше нечего делать. У этого мира отняли Жизнь, и у него больше нет никакой Судьбы. Я буду ждать. Ты приходи… И ты, Аддон Кайнен, Хранитель, тоже приходи, когда придет время. Я с радостью встречу тебя.

И он исчез, так и не дойдя до протянутой руки отца.

– Данн, подожди! А Эрби?.. Молчание.

– Когда-нибудь, – предрек Кайнен, – Справедливость восторжествует и вы встретитесь. Пусть не в этот раз и не в этом мире…

– Откуда ты это знаешь, друг человек?

– Понятия не имею. Но :знаю. И ты должен мне верить.

Завтра выступаем в поход, и утром мне нужно иметь ясную, легкую голову. Так что я пошел спать, .Справедливый. Счастливых тебе снов…

Город-на-Холме был окружен неприступной крепостной стеной, и за ней скрылись крохотные и беззащитные Созидатели.

Нельзя сказать, что в день решающей битвы они были так же хладнокровны и спокойны, как и в обычный день своей жизни, но по-прежнему занимались насущными делами.

Вопоквая-артолу, маленькие пряхи, сучили нити и ткали длинные полотна; такивах-ниан, шадоффниххи – как называли их теперь с легкой руки Руфа, – ухаживали за растениями; шетширо-циор, строители, больше других трудившиеся над возведением крепостных укреплений, грелись на солнце в ожидании новой работы. Когда начнется битва, именно им придется восстанавливать разрушенные участки стены, строить мосты, ловушки, западни. Многие из них погибнут. Они были к этому готовы.

За стенами Города выстроилась армия масаари-нинцае, отборных воинов Небесного владыки Шигауханама. Эти солдаты не были приспособлены к защите своих крепостей, да и крепостей у них отродясь не было. Это Руф Кайнен придумал, как можно уберечь хотя бы на какое-то время маленьких Созидателей.

Бог не покинул их, но оставил.

Он пребывал в ином измерении, охраняя своих детей от кровожадных богов Рамора, если те решат вмешаться в битву.

Поэтому можно сказать иначе:

Бог их оставил. Но не покинул.

Они стояли на вершине холма, а внизу, в долине, похожей на ладони, сложенные горстью, копошилось, выстраиваясь к битве, неисчислимое вражеское войско.

Сверху это было похоже на разворошенный муравейник, в котором на первый взгляд все существа двигаются хаотично и бессмысленно, но на самом деле каждая тварь твердо знает, что делает.

То количество воинов, которое привели под стены Города-на-Холме Аддон Кайнен и царица Аммаласуна, превосходило известные мудрецам числа и измерялось уже понятиями: потоп, землетрясение, лесной пожар, миванирлон…

И стоящие против них масаари-нинцае отчетливо понимали, что обречены, ибо даже самые искусные и могучие воины не выстоят перед лицом разгневанной природы – захлебнутся в океанской волне, сгорят во всепоглощающем пламени вулканов, будут проглочены разверзшейся землей…

Иной сказал бы: нет в этом смысла и цель бесплодна. И гибель суждена абсолютно всем. Так стоит ли?

Наверняка стоит. Потому что существует на свете еще что-то кроме доводов рассудка и пискливого голоса страха…

Полностью раскрыв жесткие пластинчатые крылья, проявив на них замысловатый фиолетово-алый рисунок печали и решимости стоять насмерть, защелкали смертоносными клешнями великие воины народа Аухканов, отборная гвардия Божественного владыки Шигауханама – масаари-нинцае…

Когда до Города-на-Холме остался один дневной переход, Аддон неожиданно спросил у Уны:

– Может, остановимся, пока не поздно?