Картина была до боли знакомая. Молоденькая телка лежала в темном углу коровника. Провалившиеся остекленевшие глаза каждые несколько секунд подергивались в предсмертной агонии. Температура была 37.

— Да, вы правы, мистер Биггинс. Она умирает. — Я спрятал термометр и повернулся к двери.

Фермер, ссутулив плечи, угрюмо уставился на телку. Потом быстро взглянул на меня.

— Куда это вы?

Я удивленно обернулся.

— У меня есть еще вызовы. Вашу телку мне очень жаль, мистер Биггинс, но сделать уже ничего нельзя.

— Вот так и уйдете, не почесавшись? — Взгляд его стал воинственным.

— Но она же умирает. Вы сами сказали.

— А ветеринар кто, я или вы? И даром что ли говорят, пока есть жизнь, есть и надежда?

— К ней это не относится. Смерть может наступить в любую секунду.

Он снова уставился на телку.

— Она же дышит, так или не так? А вы ее без помощи бросите?

— Ну-у… если хотите, могу сделать ей стимулирующую инъекцию.

— Хочу, не хочу… Это вы должны знать, а не я.

— Хорошо, попытаюсь.

Я пошел к машине.

Телка в глубокой коме даже не почувствовала укола в яремную вену. Я медленно нажимал на плунжер, и тут вновь подал голос ее хозяин:

— Инъекции-то ваши штука дорогая. Во что мне эта обойдется?

— Право, не знаю! — Голова у меня уже шла кругом.

— Небось, все будете знать, чуть сядете писать мне свой счетище, а?

Я промолчал. Шприц почти опустел, но тут телка вытянула передние ноги, слепо посмотрела перед собой и перестала дышать. Несколько секунд я продолжал стоять над ней, потом прижал ладонь к ее сердцу.

— Боюсь, что все, мистер Биггинс.

Он молниеносно нагнулся к трупу.

— Прикончили ее, значит?

— Да что вы! Она же была при последнем издыхании.

Фермер выпрямился и помассировал колючий подбородок.

— Чего же она настимулировала, инъекция-то ваша?

Я молча положил шприц в футляр. Не вступать же с ним в пререкания! У меня было одно желание — поскорее убраться отсюда.

Но только я направился к машине, как мистер Биггинс ухватил меня за рукав.

— Так что у нее было-то?

— Не знаю.

— Не знаете, э? За инъекцию вашу мне платить, а вы не знаете. На то вы и ветеринар, чтобы знать!

— Совершенно справедливо, мистер Биггинс. Но в данном случае мне остается констатировать, что животное агонизировало. Причину смерти можно установить лишь при вскрытии.

Фермер возбужденно одернул куртку.

— Смех да и только! Телка сдохла, и никто не знает почему. Ее же всякая зараза убить могла, так?

— Ну-у… конечно.

— И сибирка!

— Вот это нет, мистер Биггинс. Сибирская язва протекает стремительно, а, по вашим же словам, телка болела больше недели.

— Да вовсе она не болела. Понурая была, и все. А потом свалилась, как подстреленная. Чего уж стремительней-то?

— Да, но…

— А у Фреда Брамли дальше по дороге в прошлом месяце корова от сибирки сдохла или нет?

— Совершенно верно. Первый точно установленный случай в наших краях за несколько лет. Но корова успела сдохнуть прежде, чем он хоть что-нибудь заметил.

— А мне наплевать! — Мистер Биггинс упрямо выставил подбородок. — Про это в газете писали, и чтобы все такие внезапные случаи проверять на сибирку, потому как она заразная и для людей смертельная. Желаю, чтобы мою телку проверили!

— Ну, ладно, — ответил я, совсем обессилев. — Если вы требуете… Микроскоп у меня с собой.

— Микроскоп? Так это почем же обойдется?

— Не беспокойтесь. За такие анализы платит министерство, — ответил я и зашагал к дому.

Мистер Биггинс кивнул с мрачным удовлетворением и тут же вопросительно поднял брови.

— Куда это вы идете?

— В дом. Мне надо позвонить в министерство. Тут требуется их разрешение. Звонок я оплачу, — добавил я поспешно, потому что его лицо сразу посуровело.

Пока я разговаривал с секретарем, мистер Биггинс дышал мне в ухо, а когда я спросил, как его полное имя, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Это еще зачем? Одна морока, — проворчал он.

Я вернулся к машине и вынул нож для вскрытий. Большой остро наточенный нож для разделки жаркого, которым я, естественно, живых животных не оперировал.

Мистер Биггинс сглотнул.

— Черт! Ну и ножище! Это что ж вы им делать будете?

— Возьму немножко крови. — Я нагнулся, сделал надрез у основания хвоста, размазал кровь по предметному стеклышку, взял микроскоп и пошел на кухню.

— А теперь вам чего требуется? — кисло осведомился мистер Биггинс.

Я поглядел по сторонам.

— Свободная раковина, огонь и вон тот стол у окна.

Раковина была заставлена грязной посудой, которую фермер, сердито ворча, извлекал из нее, пока я зафиксировал кровь, проведя стеклышко сквозь язык пламени в очаге. Я отошел к раковине и капнул на стеклышко метиленовой синей. По белому дну раковины расплылось голубоватое пятно, которое не смылось, когда я ополоснул стеклышко холодной водой под краном.

— Вон как вы раковину испакостили! — воскликнул мистер Биггинс. — Да хозяйка, когда вернется, меня поедом есть будет.

— Не беспокойтесь, оно сразу отойдет.

Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил.

Я высушил стеклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроцитов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения.

— Все нормально, — сказал я. — Можете звонить живодеру.

Мистер Биггинс надул щеки и страдальчески махнул рукой.

— Ну, задали вы мне чертову мороку, и все попусту, — пожаловался он.

Уезжая, я подумал — и не в первый раз, — что мистера Биггинса ничем пронять невозможно, верх всегда остается за ним. И месяц спустя это убеждение окрепло еще больше, когда в базарный день он вошел в приемную.

— У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать.

Зигфрид поднял голову от книги вызовов.

— Отстали от времени, мистер Биггинс, — улыбнулся он. — У нас теперь есть средства получше.

Фермер принял привычную позу — втянул голову в плечи и насупился.

— Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скотину пользовал, тем и буду.

— Послушайте, мистер Биггинс, — со всей доступной ему убедительностью начал Зигфрид, — язык