— Я думаю, в Нижнюю усадьбу.
Эттера лукаво посмотрела на меня.
— Волнующие дни, — сказала она. — Подумать только — молодой человек отважно несет дозор на перевале, кругом ходят слухи о готовящихся набегах… и скоро приезжает Дорна.
— Это все новости за последнюю неделю?
— Ну что вы, — ответила она с легким вздохом и добавила: — У вас получалось бы лучше, Ланг, возьми вы другой топор… — С этими словами она удалилась.
Итак, она приходила — дать мне понять, что мы по-прежнему друзья… Все обстояло не так уж и плохо, однако нашу размолвку с Наттаной следовало уладить.
Дверь в мастерскую была закрыта, но на площадку проникал слабый, кисловатый, хотя и отнюдь не неприятный запах, чем-то похожий на запах, стоявший у нас в доме, когда готовили айвовое желе. Разгоряченный работой, я принял ванну и, придав себе как можно более ухоженный и представительный вид, постучал.
— Входите! — раздался из-за двери звонкий голос.
Я вошел.
— Ах, это вы! — радостно воскликнула Наттана.
Полдела было сделано.
В комнате царил беспорядок. Красильный котелок кипел на огне, выпуская тонкую струйку пара. Запах хоть и ощущался здесь сильнее, все равно был растительно-приятным. Наттана сидела с распущенными волосами, в большом фартуке, снизу доверху покрытом пятнами, пальцы — словно выпачканы в йоде, щека тоже была чем-то вымазана.
— Самый ответственный момент, — сказала она. — Если вы не против, я буду продолжать.
Она указала буро-коричневым пальцем на скамью, где оставалось немного места куда присесть, а сама подошла к котелку и наклонилась над ним. Я наблюдал за ней со стеснением в груди.
— Боюсь, уже слишком темно! — сказала она нетерпеливо. — А посветить больше нечем. Вам очень идет такой цвет лица, как сейчас, Джонланг, а каким бледным вы были в Городе.
— Что вы делаете, Наттана?
— Это ваша рубашка.
— Вы хотите сшить мне и рубашки тоже?
— Да, и гетры, все — кроме обуви.
— Наттана, вы слишком обо мне заботитесь.
— Это мое самое большое удовольствие. Я хочу, чтобы у вас был настоящий гардероб… Честно говоря, Джонланг, я вначале побоялась вам сказать насчет рубашек и прочего.
— Вы слишком добры ко мне. Даже не знаю, чем я смогу вам отплатить.
— Подумайте, Джонланг… Впрочем, разве это важно! Мне просто нравится заботиться о том, чтобы вы были одеты как следует.
— Наттана, — сказал я, — вы и вправду делаете для меня чересчур много, но я не стану вам мешать. Все это мне нужно.
— Разумеется.
— Но когда-нибудь я вас отблагодарю.
— Вы и так вполне благодарный заказчик… Часть рубашек будут коричневые, часть — зеленые, и еще у меня есть чудесная желто-коричневая краска… Только, пожалуйста, давайте минутку помолчим…
Она продолжала хлопотать возле котелка, проверяя краситель на лоскутках ткани. Довольно скоро она добилась нужной смеси.
— Можете мне помочь, — заявила она. И какое-то время мы молча работали вместе. Один за другим я передавал ей мотки ниток, и она опускала их в раствор. Лицо ее было спокойно и в то же время сосредоточенно, казалось, сейчас она воспринимает меня исключительно как помощника. И все же работа эта делалась для меня… Помогая Наттане, я думал о том, что, может быть, мужчина и способен ненадолго забыть о привлекательности и обаянии женщины, о которой он заботится, но женщина, заботясь ничуть не меньше, наверняка может надолго позабыть о мужчине, если что-либо еще занимает ее мысли…
Наконец все мотки прошли окраску и теперь сушились на специальной сушилке. Наттана вылила остатки краски и стала чистить котелок, высказывая при этом свои мысли вслух: да, цвет получился светлее, хотя поначалу казалось, что выйдет слишком темным… всегда так… наперед ничего не узнаешь… разве что иногда…
Но вот она вздохнула, выпрямилась, сняла фартук и стала прибираться в комнате.
— Ну все, с этим покончено! — воскликнула она облегченно.
С моей стороны казалось, что неловко и даже жестоко беспокоить ее сейчас, но я знал, что если не сделаю этого, то натянутость в наших отношениях не исчезнет.
— Наттана, — начал я, — признайтесь, что вы были холодны со мной сегодня утром.
Девушка резко остановилась и обернулась ко мне:
— Я была рада, что вы любили меня.
— Уж не угрожают ли нам снова
Лицо Наттаны залилось густым румянцем, и сердце мое забилось быстрее.
— Но ведь вы действительно хотели меня, Джонланг! — сердито воскликнула она.
— Да, но разве этого достаточно?
Наттана неожиданно отвернулась и подошла к окну. Казалось, она вся дрожит, но голос ее звучал ровно:
— Я знаю, вам — нет. Другим мужчинам, наверное… Но вы хотите от меня больше, чем мне хочется вам дать.
Это был смертный приговор, и острой и глубокой была боль утраты.
— Но почему вы не хотите отдать себя целиком, как раньше, Наттана?
— Мне кажется, я — уже не совсем я.
— Что это значит? Объясните.
—
Она умолкла в смущении. Я же, почувствовав укол ревности, резко встал. Наттана обернулась.
— А вы! — продолжала она. — Помню, когда вы получили то письмо от Дорна. Я следила за вами, пока вы его читали. И я знаю — вы думали о том, как это у вас было бы с ней. Простите, что я это говорю… Мы должны быть откровенны!
Я вспомнил Глэдис и разговоры с Самером.
— И я думал о других женщинах.
Глаза Наттаны сверкнули.
— Теперь больно мне! Смешно, не так ли? Мы оба как куклы на ниточках: дерни — и она подскакивает. Вот что делает с человеком
Все это звучало для меня неожиданно.
— Вы с самого начала заинтересовали меня, — продолжала Наттана. — Вы тогда меня не поцеловали, — помните? — и я знаю, что вовсе не потому, что я вам не понравилась. Любой наш мужчина, какой бы он ни был чопорный, по крайней мере поцеловал бы меня, хотя бы в шутку, чтобы мне не было стыдно, как было стыдно мне в тот раз. И я никак не могла понять — что это за щепетильность, из-за которой человек ведет себя невежливо?
— Что же нам делать теперь, Наттана?
— Я знаю, что мне делать, за последнюю неделю мне все стало ясно. Я испугалась за себя, когда начала представлять, как делаю это с другими мужчинами. И то же должно происходить с вами, потому что
