— Привет, солдат!

Я едва сдерживал себя — так хотелось мне поскорей обнять и поцеловать ее.

Она повернула, и мы вместе поехали к усадьбе.

— Я так рад видеть вас! — сказал я, ничего не замечая кругом, кроме Наттаны: ее губ, полных белых рук, голых коленей, соблазнительных, дразнящих. — Вы прекрасны, как сама весна, Наттана. Слишком прекрасны.

— Весна! — воскликнула она. — Дни стали длиннее, чем ночи. И я рада, что я прекрасна.

— Меня так долго не было.

— Но вы в порядке? Вас не ранили? Вы не обморозились?

— В полном порядке.

— Я знала — так должно быть. Во всяком случае, никаких плохих предчувствий у меня не было. У нас все по-прежнему, только… в общем, я все им рассказала про нас.

Это было неожиданное потрясение. Теперь мне нелегко будет встретиться с хозяевами усадьбы.

— Эттера сказала, что уже давно все знала сама и что ей было бы много легче, если бы мы не скрывались.

— А Эк? — спросил я.

— Похоже, он удивился и сказал, чтобы я хорошенько обдумала все, прежде чем выходить за вас. Я ответила, что вы хотели жениться, но об этом не может быть и речи… А Атт — отпустил одну из своих шуточек!

В голосе ее зазвучали сердитые нотки, потом она рассмеялась.

Мы подъезжали к конюшне, слева от дома. Снег сошел с полей, и бурая их поверхность была расцвечена прозеленью. Оба брата, сняв плащи, работали над новым крылом, которое было заметно выше первого. Помахав нам и приветствовав нас криками, они снова принялись за работу.

— Им не хватало вашей помощи, — сказала Наттана. — Вы так нам помогли.

Мы спешились, и я шагнул к ней.

— Подождите, надо отвести лошадей, — сказала Наттана. Она вела себя сдержанно и, казалось, нарочно не спешила, не выказывала особых чувств, хотя я весь дрожал.

— Я позабочусь о тебе, — обратилась она к Фэку, — даже если ему этого не хочется. — И она легко шлепнула по крупу Ролана — лошадь молодого Эккли.

Я схватил ее за руку и привлек к себе, осыпая поцелуями ее лицо, шею, лаская и гладя ее. И снова все в ней казалось мне чудом, и я умирал от желания.

— А теперь, солдат, — сказала девушка, — пойдем в дом.

Я хотел обнять ее, пока мы проходили через открытое пространство между конюшней и домом, но она удержала мою руку.

— Эттера может следить, — заметила она беззаботно, — а впрочем, теперь это не важно…

Однако я чувствовал, что это все еще важно…

— Почему вы называете меня «солдат»? — спросил я.

Наттана рассмеялась:

— Вы похожи. Да и потом, вы ведь и вправду солдат, верно?

За ее словами крылось что-то большее… Неожиданно в голову мне пришла новая мысль.

— Если теперь знают в усадьбе, то скоро узнают и все в округе, — сказал я.

— Ну, округа невелика.

— Дойдет и до вашего отца.

— Да, до него уж точно дойдет. Эттера расскажет… я могла бы и сама, но так не положено.

— Поэтому вы ей и сказали?

— Главное — потому, что без тайн всем жить легче, ну и из-за отца, конечно… Так будет проще. Куда мы сейчас пойдем?

Я провел ее наверх, в свою комнату, и запер дверь.

— Я хочу тебя, — сказал я.

— Еще бы.

— Ты — моя!

— Так возьмите меня. — Голос ее прозвучал довольно невыразительно.

Она ни в чем не противилась мне, но ответное чувство ее было весьма рассудочно и довольно прохладно. Да, я держал ее в своих объятиях, обладал ее телом, но она лишь покорно подчинялась моим ласкам, слишком безвольная, чтобы действительно быть моей.

Когда все это кончилось, во мне произошла какая-то перемена, но что это было? Сбросив навязчивый груз желания, я почувствовал себя легче, но даже тяжелая физическая истома, затуманившая голову, не могла затмить чувство собственного ничтожества и предательства по отношению к самому себе. Кто-то, может быть, назвал бы это любовью, но для меня это была не любовь. Была ли в этом хотя бы апия?

Наттана, по-прежнему сохранявшая полное спокойствие, уверенная в себе, словно спохватившись, что нечто произошло, заговорила, как бы объясняясь:

— Я рада, что могу дать вам это. Мне показалось, вы действительно хотите меня. Я рада.

— Но вы? — вскричал я. — Вы сами?

— Я?.. Но что я?

— Вы сами ничего не испытали.

— Зато вы получили то, что хотели. Разве этого недостаточно? Я не могу влиять на свои чувства. — В голосе ее прозвучал готовый прорваться гнев.

— Достаточно, — солгал я, лишь бы остановить поток слов: ссора сейчас была бы более чем позорной. Девушка глубоко вздохнула, пошевелилась, и я с радостью отпустил ее, но она не уходила, оставаясь лежать рядом.

— Я вовсе не стала бесчувственной, — сказала она после долгой паузы, примирительно и с сожалением, — я умею хотеть, как и прежде, но, похоже, я — это уже не совсем я… Ах, Джонланг, я по- прежнему рада принадлежать вам, когда вы этого хотите.

— Благодарю вас, Наттана.

Она коротко застонала, как от боли.

— Но вы не удовлетворены! — воскликнула девушка.

Разминувшиеся Желания — и в такую минуту! Я стремился к гармонии любви, а не просто к акту, который приносил бы облегчение мне одному. Пусть не тело, но хотя бы ее сердце должно было переживать то же, что и мое. Будучи мужчиной, я неизбежно предавал свое чувство, обладая лишь телом, но она, женщина, могла оставаться холодной и утаивать свои истинные эмоции.

— Нет, вы не удовлетворены, — с чувством сказала Наттана, — даже после того, как вы сделали это со мной!

— Я удовлетворен, Наттана.

Мы лежали молча, не касаясь друг друга, пока она вдруг не встала и не вышла, сказав, что пора готовиться к ленчу.

Эк, Атт и Эттера с нетерпением ожидали моих рассказов о том, что делается на перевале. Наттана держалась очень ровно, постоянно избегая моего взгляда, как если бы я чем-то обидел ее.

Я предложил помочь братьям, но сегодня у них как раз был укороченный день. Тем не менее всегда имелась возможность поколоть дрова. Я решил поработать, привести чувства в порядок, а потом поговорить с Наттаной. Я понимал, что должен первым сделать шаг навстречу. Пока я работал, чувствуя, что все более успокаиваюсь, в дверях появилась Эттера. Я молчал, ожидая, что она скажет.

— Кажется, весна и в самом деле началась, — сказала Эттера. — Я хотела бы уехать на несколько дней.

— Что же вам мешает?

— А кто станет готовить?

— Наттана или кто-нибудь из Эккли.

— Куда бы съездить?