января 80-го приняли решение отправить в ссылку в город Горький главного «смутьяна» среди советских дисидентов — академика Андрея Сахарова, а также начать жесткую «разборку» с другими диссидентами (в том году их арестуют больше всего — 433 человека, из них осудят — 102 человека).
Как и во всех предыдущих случаях такого рода (когда властям приходилось давить на диссидентов), к инакомыслящим из творческой среды был применен «метод пряника». И первым подобного «пряника» вновь удостоился Высоцкий. Было разрешено записать его студийный концерт для показа по ЦТ (эта запись совпадет с днем высылки Сахарова), а также в ускоренном темпе начала решаться проблема с присвоением ему звания заслуженного артиста РСФСР. Впрочем, о последнем речь еще пойдет впереди, а пока вернемся к записи в «Кинопанораме».
Эта съемка происходила ночью, когда все высокое начальство давно уже разъехалось по домам и, кроме съемочной бригады «Кинопанорамы», в студии никого не было. И хотя Высоцкий чувствовал себя неважно — в кадре это прекрасно видно, — однако желание оставить свои записи для потомков пересилило все сомнения. Запись продолжалась в течение нескольких часов. Могли бы уложиться и раньше, но Высоцкий ближе к концу записи стал забывать текст (кончилось действие наркотика, ему надо было вколоть новую дозу, но сделать это в студии, сами понимаете, было невозможно). В ту ночь были исполнены следующие песни: «Мы вращаем Землю», «Парус», «Жираф», «Песня о Земле», «Утренняя гимнастика», «Дорогая передача», «Про Кука», «Баллада о любви» и др.
После съемки Высоцкий пришел в аппаратную и попросил показать всю запись. Отказать ему, естественно, не посмели. Увиденным он остался доволен: «Как я рад, что мы это сняли и что это теперь останется на пленке». Однако уже на следующий день его мнение изменилось. Тот же И. Шевцов вспоминает слова Высоцкого: «Ну, сделали запись. Я час с лишним, как полный… выкладывался. А потом она (ведущая „Кинопанорамы“ Ксения Маринина.
Отметим, что на следующий день (23 января) Высоцкий должен был вновь появиться в «Останкине», чтобы принять участие в съемках сюжета для той же «Кинопанорамы», где речь должна была идти о сериале «Место встречи изменить нельзя» (вместе с ним в кадре должны были также выступать режиссер Станислав Говорухин и его партнер по фильму Владимир Конкин). Однако Высоцкий на эту съемку так и не пришел, по сути обманув Маринину: пообещал ей приехать чуть позже (дескать, надену другой костюм), но так в студии и не объявился. Спрашивается, почему?
Судя по всему, дело было все в той же политике, а именно: в тот день стало известно, что накануне власти выслали в Горький Андрея Сахарова. Отметим, что было мнение упечь его куда-нибудь в Сибирь, поскольку он недавно совершил по сути преступление — встречался с американским послом, будучи носителем секретов, но Андропов настоял именно на этом городе, где, по его мнению, климат похож на московский, — то есть проявил гуманность к академику. Высоцкий был настолько возмущен этим событием, что даже собирался ехать к Сахарову, чтобы выразить ему публичную поддержку. Присутствовавшему здесь же Вадиму Туманову с трудом удалось отговорить друга от этого рискованного шага. Тогда Высоцкий «кинул» телевизионщиков, поскольку догадывался, что нынешний его допуск на ЦТ был хитрым ходом властей по выпусканию пара из диссидентского котла.
Кстати, именно этим отказом Высоцкого можно объяснить тот факт, что его часовой концерт для «Кинопанорамы» был в итоге положен на полку. Кроме этого, в дело могли вступить и другие факторы. В частности, тогда на ТВ вновь всплыла «еврейская» тема. В конце января 80-го солистка Московской филармонии заслуженная артистка РСФСР Т. Гусева написала письмо М. Суслову, где обращала внимание на то, что большинство телепередач «оформлено странным образом: к месту и не к месту повсюду маячит шестиконечная звезда». В качестве примеров приводились «Голубой огонек», мульфильм «Орех кракатук» и кукольный спектакль Театра С. Образцова «Божественная комедия». Далее в письме сообщалось следующее:
«Не могу не сказать особо о выступлениях Аркадия Райкина… Раньше, как и большинство людей, я доверчиво внимала ему и беззаботно смеялась вместе со всеми. Но пришло прозрение, и я содрогнулась: Райкин выбирает в качестве объектов для своих насмешек не западных толстосумов, не „диссидентов“ в нашей стране, не предателя Сахарова и его окружение. Объект Райкина — русский народ, которого он не просто высмеивает, а оплевывает…».
Это письмо не осталось без внимания и было вынесено на обсуждение коллегии Гостелерадио. В итоге был значительно сокращен показ по ЦТ интермедий в исполнении А. Райкина, а также снят с эфира спектакль «Божественная комедия», где и в самом деле фигурировали шестиконечные звезды (на одежде Бога). Судя по всему, под этот запрет угодила и запись Высоцкого для «Кинопанорамы» — ведь тот проходил по разряду трубадуров именно либерал-еврейской интеллигенции. Чтобы не выпячивать на первый план политику, запрет на запись Высоцкого был оформлен как эстетический. Как мы помним, певец выглядел во время записи неважно (из-за пристрастия к наркотикам), да и одет был непритязательно — на нем был скромный джемпер и такая же рубашка. Короче, показывать его в таком виде было признано нецелесообразным — для его же собственного блага.
С большими купюрами этот телевизионный концерт Высоцкого покажет Э. Рязанов в октябре 1981 года в той же «Кинопанораме», а полностью он выйдет только в 1988 году, в период празднования 50-летия со дня рождения В. Высоцкого. Но вернемся в год 1980- й.
23 января Высоцкий отправился на прием к директору телевизионного объединения «Экран» Грошеву, чтобы прояснить ситуацию с «Зеленым фургоном». Но, отправляясь туда, он совершил ошибку: принял седуксен. В итоге Грошев подумал, что он пьян, и жестко отчитал визитера: «Владимир Семенович, я вас прошу больше в таком виде ко мне не показываться». Короче, разговора не получилось. Едва он приехал домой, как ему позвонил Шевцов. «Ну как?» — спросил сценарист. «Никак, — ответил Высоцкий, — я отказался от постановки». Шевцов бросился на Малую Грузинскую. Далее приведу его собственный рассказ:
«Володя лежал на тахте. Что-то бурчал телевизор, почти всегда у него включенный. Тут же сидел Сева Абдулов с рукой в гипсе (после аварии), задранной к подбородку, еще кто-то, кажется, Иван Бортник. У всех вид такой, точно объелись слабительного. Я встал у стены.
— Ну что стоишь! — рявкнул Володя. — Снимай пальто! В общем, я отказался от постановки.
— Ты не спеши.
— Да что ты меня уговариваешь. Я приезжаю к этому Грошеву! Он, видите ли, за три дня не мог прочитать сценарий! Я, Высоцкий, мог, а он не мог, твою мать!
— Да он и не обещал…
— Да ладно тебе! И как он меня встретил: «Владимир Семенович, я вас прошу больше в таком виде не появляться! В каком виде? Я-то трезвый, а он сам пьяный! И мне такое говорит! Мне!!!
(К слову сказать, Володя действительно тогда не был пьян, но очень болен. А уж Грошев, конечно, тем более не был пьян.)
— Я ему стал рассказывать, как я хочу снимать, а он смотрит — и ему все, я вижу, до …!
— Володя, — успеваю вставить я, — а чего ты ждешь?.. и т. д. — но он сейчас слушает только себя.
— Больше я с этим… телевидением дела иметь не хочу! Удавятся они! И сегодня на «Кинопанораму» не поеду! Пусть сами обходятся! Ничего, покрутятся!
И стал метать громы и молнии. В частности, заявил, что от постановки фильма отказывается…»
Между тем из Министерства культуры СССР в Театр на Таганке приходит бумага о том, чтобы руководство театра готовило документы на присвоение В. Высоцкому звания «Заслуженный артист РСФСР». Заведующая отделом кадров театра Елизавета Авалдуева сообщила эту приятную новость Высоцкому. Но тот среагировал на нее на удивление спокойно.
— Я еще не заработал, — ответил он Авалдуевой. — Вот не дадут — вам будет больно, а мне — обидно. Еще поработаю как следует — тогда будем оформляться…»
Видимо, осознание того, что главным двигателем этого присвоения являются события большой политики и что оно по сути было откровенным умасливанием его, раздражает Высоцкого и вынуждает его сопротивляться награде. В иные времена он бы почел за счастье получить звание «заслуженного», но
