только для Высоцкого, но и для других, ни в чем не повинных людей.
Так, со всенародных слухов о его смерти, начинался для Владимира Высоцкого год 1980- й — год високосный, (пo восточному гороскопу — год Обезьяны, тот самый, про который древние астрологи говорили: «Обезьяна умирает в год Тигра, а Тигр умирает в год Обезьяны». Высоцкий по своему гороскопу, как мы помним, был именно Тигром).
Несмотря на то что у нашего героя было сильно поцарапано лицо, отгулов в театре ему никто не дал. И уже 3 января он вышел на сцену в роли Лопахина в «Вишневом саде». Еще он каждый день бывает в больнице, навещая своих друзей, и следит за ремонтом своего «Мерседеса», который находится на 7-й станции техобслуживания. Но как движется ремонт — его не удовлетворяет. Ему заявлют, что обслужат в порядке общей очереди, а Высоцкому хочется, чтобы это произошло быстрее (без машины он как без рук, а пока его возит на своем авто Владимир Шехтман). Он пытается припугнуть начальника станции своими высокими связями, но тот на угрозы не поддается.
4 января Марина Влади решает навестить в больнице Всеволода Абдулова. В качестве ее спутника выступает Шехтман. Однако до больничной палаты дойти им было так и не суждено. Как только Влади вошла в главный корпус больницы (а этому зданию было свыше ста лет) и увидела обшарпанные стены, она тут же повернула назад. Шехтману же объяснила, что у них во Франции в таких больницах лежат самые бедные. «Я туда не пойду! — заявила Влади. — У меня испортится настроение на весь приезд».
Между тем, начавшись с неприятностей, год этот ими и продолжился. В начале января в Москву из Ижевска срочно прилетел полковник Кравец, который вел дело о незаконных концертах Высоцкого, прошедших в предыдущем году. Первым делом он едет в больницу к Янкловичу для обстоятельного допроса, хотя не имеет на руках никакой законной санкции на проведение этих действий. Из-за этого между ним и приехавшим в больницу Высоцким происходит серьезная перепалка. Кравец тут же составляет бумагу на артиста, обвиняя его в том, что он сознательно устроил аварию, чтобы укрыть в больнице свидетеля по делу — Янкловича. Высоцкий предпринимает ответные шаги: жалуется на Кравца генералу МВД В. Илларионову, который был консультантом на фильме «Место встречи изменить нельзя». Тот звонит следователю и требует объяснений. На что Кравец отвечает: мол, вас ввели в заблуждение, и вообще Высоцкий все время козырял вашим именем и говорил, что сгноит нас в тюрьме. Генерал этим объяснениям поверил и приказал своим помощникам Высоцкого к себе больше не пускать.
7 января Высоцкий кладет на стол Любимову заявление с просьбой дать ему годичный отпуск в театре — он хочет заняться кинорежиссурой и снять фильм «Зеленый фургон» по одноименной книге Е. Казачинского. Еще в 1971 году он участвовал в радиопостановке по этой книге — озвучивал роль Красавчика — и с тех пор загорелся желанием сыграть эту же роль в собственной экранизации. Кому-то покажется странным подобное желание Высоцкого — все-таки на фоне его недавних серьезных ролей (Жеглов, Дон Гуан, Свидригайлов) — и вдруг бандит, да еще с прозвищем Красавчик (хотя сам Высоцкий внешне на такового явно не тянул). Но, видимо, именно желание играть роли разного плана и двигало в первую очередь творческими помыслами нашего героя. К тому же он прекрасно понимал, что фильм «Каникулы после войны», который он задумал снимать чуть раньше по собственному же сценарию (в соавторстве с Э. Володарским), имеет меньше шансов быть поставленным в ближайшее время, поэтому и взялся за «Зеленый фургон» — куда более «проходимый» вариант.
Отметим, что фильм стал «проходимым» потому, что снимался не для большого кинематографа, а для ТВ. Председатель Гостелерадио Сергей Лапин (по указке из Кремля) с недавних пор создал в своей вотчине этакий «заповедник для инакомыслящих» — предоставлял работу тем кинематографистам, которых не привечало Госкино. Например, именно у него Эльдар Рязанов сумел снять свою полудиссидентскую нетленку «О бедном гусаре замолвите слово», которую госкиношники с негодованием отвергли. Из этой же оперы было и согласие Лапина на постановку Высоцким «Зеленого фургона». Впрочем, на ТВ очень часто дело решал не столько Лапин, сколько Идеологический отдел ЦК КПСС.
Но вернемся к заявлению Высоцкого о годичном отпуске.
Любимов его подписал, но попросил об одном — чтобы заявитель играл в «Гамлете» и по возможности в ряде других спектаклей. Высоцкий такое обещание режиссеру дал.
9 января в Париж улетает Марина Влади. Спустя несколько дней из больницы выписываются Абдулов и Янклович, и в знак благодарности врачам за их внимание, оказанное его друзьям, Высоцкий дает концерт для персонала 1-й Градской больницы. Спустя месяц он по этому поводу скажет следующее: «Вы знаете, как приятно в больнице петь, а не лежать! Когда смотрю на белые халаты, которые сидят в зале, у меня просто сердце радуется, потому что я неоднократно видел их наоборот — из положения лежа. Нет, правда, — я с удовольствием всегда в больницы езжу выступать. Сейчас у меня такое турне по больницам. В некоторых больницах я по разным отделениям даже ухитрился пробежаться. Где друзья лежат мои, там я пою, чтобы их лучше лечили. Пока удается, все вышли, живут…»
20 января Высоцкий присутствует в Центральном доме литераторов, где проходит творческий вечер братьев-детективщиков — писателей Аркадия и Георгия Вайнеров. Однако поездка туда радости ему не принесла. Он пригласил на вечер своего друга Вадима Туманова, а тот взял с собой и своего сына. Однако на входе их остановили, заявив, что в пригласительном билете значится всего лишь одно лицо. Далее приведу рассказ самого В. Туманова:
«Володя узнал, что людям, которых он пригласил, не оставили входных билетов. Высоцкий не выносил пренебрежительного отношения к людям, кто бы они ни были. Он сразу понял, что тут сыграло свою роль элитарное чванство писательской братии по отношению к „непосвященным“. И высказал все это хозяевам и распорядителям банкета. Немедленно и на „устном русском“. Спев одну песню (посвящение А. Вайнеру „Из детства“.
В эти же дни Высоцкий работает над песней для «Зеленого фургона». В середине января она готова — это «Проскакали всю страну». Этакий гимн вольного казачества: «…спешит из рвани рать волю забирать казачью».
Однако общего удовлетворения от ситуации с фильмом у него нет — сценарий, который написан Игорем Шевцовым, ему не нравится. Вот как об этом вспоминает сам сценарист:
«Сценарий „Зеленого фургона“ был переписан полностью. От прежнего осталось несколько эпизодов, но соединить, да еще на скорую руку, два совершенно разных стиля мне, конечно, не удалось. Я быстро перепечатал эти полторы сотни страниц и отнес Володе.
Через день он сам позвонил мне и устроил чудовищный разнос. Кричал, что все это полная …! Что я ничего не сделал! Что если я хочу делать такое кино — пожалуйста! Но ему там делать нечего!
— Ты думаешь, если поставил мою фамилию, то уже и все?! — орал он.
Я не мог вставить в этот бешеный монолог ни слова. Его низкий, мощный голос рвал телефонную трубку и… душу. И я решил, что наша совместная работа на этом закончилась.
Проболтавшись по улицам пару часов в полном отчаянии, я доехал до метро «Баррикадная» и позвонил ему из автомата. Приготовил слова, которые надо сказать, чтобы достойно распрощаться…
Но когда он взял трубку, он ничего не дал мне сказать. Он опять выругался, а потом добавил совершенно спокойно:
— Будем работать по-другому. Сядешь у меня и будешь писать. Вместе будем. Сегодня. Машинка есть? Ты печатаешь? Вот и хорошо. Жду вечером.
Вечером все стало на свои места. Он сказал, что в сценарии много …., но времени нет: надо отдавать, чтобы читало начальство.
— В Одессу посылать не будем, я сам поеду к Грошеву (главный редактор «Экрана»). Так двинем быстрее.
— Володя, чего тебе ездить? — предложил я. — Ты ему позвони, а я отвезу. За ответом поедешь сам…»
Разговор этот происходит 21 января. А на следующий день Высоцкий впервые в своей жизни записывается с собственными песнями на Центральном телевидении, в передаче «Кинопанорама». Весьма знаменательный факт, который имел прямое отношение к большой политике, а именно — к афганской проблеме. Как мы помним, ввод советских войск в Афганистан в конце декабря предыдущего года активизировал радикальные настроения как в диссидентском движении в СССР, так и в среде либеральной интеллигенции. В итоге советские власти в середине