ознаменовавшейся либерализацией издательской деятельности, оказались полностью оправданы, в то время как для членов «русской партии» в эти годы наступили настоящие «черные дни» — как в моральном, так и в материальном отношении…»
Высоцкий придерживался в этом вопросе либеральных позиций — то есть ратовал за отмену «госзаказа», прекрасно понимая, что в новых условиях он имеет все основания «озолотиться» — стать самым раскупаемым поэтом (и прозаиком) в Советском Союзе, так как сам бренд «Владимир Высоцкий» гарантировал ему это. Однако его упорно отказывались печатать его же соратники либералы, что ему было малопонятно. Нет, он слышал от них сетования на то, что им «не разрешают», но мало верил этим объяснениям, прекрасно видя, как других «диссидентов» от литературы активно печатают (Аксенова, Войновича, Гладилина и даже Окуджаву). Самое интересное, но он даже мысли не допускал пойти в этом вопросе на поклон к «русской партии» — видимо, гордость не позволяла. Как сетует литературовед В. Бондаренко:
«С писателями почвеннического направления Высоцкий не общался, был далек от них, а жаль. Я уверен, попался бы ему на пути Вадим Кожинов, и его поэтическая судьба сложилась бы по-другому. Сколько поэтов, и самых разных, открыл за свою жизнь Вадим Кожинов? Вот трагический парадокс Высоцкого — ценили его миллионы простых граждан, а вращался он совсем в ином, узком кругу либеральных, прозападнически настроенных литераторов и режиссеров. Им была нужна была популярность Высоцкого, но не было дела до его песен. Ловушка, из которой он так и не выбрался…»
Чуть позже, в самом конце 70-х, либералы наконец обратят внимание на Высоцкого-поэта (в литературном проекте «Метрополь»), но об этом подробный рассказ еще пойдет впереди. А пока вернемся к хронике событий поздней весны 74-го.
25 апреля Высоцкий возвращается в Москву и вместе с Золотухиным отправляется веселить строителей, которые строили кооперативный дом на Малой Грузинской, 28, где Высоцкому в следующем году была обещана квартира (большую часть денег за нее он уже заплатил). Чтобы не пугать зрителей своим синяком, который пока не сошел, Золотухину пришлось надеть черные очки.
26 апреля Высоцкий играет в «Гамлете». Два последующих дня тоже загружены работой: 27-го играется «Жизнь Галилея», 28-го — «Антимиры». А 29 апреля вместе с Мариной Влади Высоцкий выезжает на «железном коне» в Париж.
За пределами родины Высоцкий пробыл больше месяца. В Париже благодаря стараниям балеруна Михаила Барышникова (тот в это же время был на гастролях в Париже, а спустя полтора месяца сбежит на Запад) он познакомился с художником Михаилом Шемякиным, который обосновался там с начала 70-х (до этого он проживал в Ленинграде). Вот как об этом вспоминает сам художник:
«В Высоцком меня поразила необычайная обаятельность и живость. Когда я знакомлюсь с человеком, я прежде всего обращаю внимание на его глаза. У Володи меня поразили абсолютно живые, ироничные глаза, мгновенно все схватывающие и понимающие. Но тогда я мало знал его песни. Я интересовался и занимался классической музыкой и джазом, даже играл немного в России. Я услышал несколько песен Галича, которые меня поразили. Потом мы с ним сдружились… И я прослушал несколько песен Высоцкого — и меня прежде всего потрясла „Охота на волков“. Одной этой песни было достаточно для меня, чтобы понять: Володя — гений! Все, баста! В этой песне было сочетание всего. Как говорят художники: есть композиция, рисунок, ритм, цвет — перед тобой шедевр. То же самое было в этой песне — ни единой фальшивой интонации… Все было, как говорили древние греки, в классической соразмерности. Полная гармония, да еще плюс к этому — все было на высоченном духовном подъеме! Это гениальное произведение, а гениальные произведения никогда не создают мелкие люди.
Поэтому я начал записывать Володю буквально с первых дней, когда он ко мне пришел. Сразу! Я вырос в Германии, и у меня развито это немецкое педантичное мышление… И я знал, что это за человек, знал это «шаляй-валяй» Русской державы… А еще я слышал несколько его «сорокопяток» — тогда вышли его пластинки с этим ужасным оркестром (речь идет о советских миньонах, где Высоцкий поет с оркестром «Мелодия».
К слову, о песнях. Именно в 1974 году вышла первая грампластинка Высоцкого во Франции. Правда, пел на ней не он сам, а его супруга Марина Влади. Речь идет о миньоне из двух песен, которые прозвучали во французском телефильме «Прелести лета» (Влади играла в нем главную роль — даму в белом Полин). Одна из песен — «Восход» — принадлежала перу Высоцкого. Причем в фильме она звучала на русском языке. За неимением места приведу из нее лишь несколько строчек:
На родину Высоцкий возвращается на новом «железном коне» — бежевом «БМВ-2500», который занял место старенького «Рено», отправленного на заслуженный покой (точнее будет сказать, что Высоцкий купил две «бээмвухи» — серую и бежевую, но последняя окажется среди угнанных, и Высоцкого обяжут пользоваться только одной, чего он не выполнит — будет гонять на обеих, переставляя с них номера, пока бежевую не отследит Интерпол и не потребует вернуть обратно в Германию).
Высоцкий вернулся в начале июня, как раз чтобы успеть на съемки в эпизодах в фильме «Бегство мистера Мак-Кинли», которые начались в павильонах «Мосфильма» 20 мая. Эпизод, в котором был задействован персонаж Высоцкого — певец Билл Сигер, — назывался «лагерь хиппи» и снимался на задворках студии. Вот как об этом вспоминает супруга постановщика картины Михаила Швейцера Софья Милькина:
«Эпизод готовился с большим трудом: трудно было сочинить песни, похожие на американские, трудно было сформировать группу хиппи из московской массовки. И одежду, и быт хотелось воссоздать не а-ля поганая эстрада, а чтобы от этого веяло серьезной жизнью. И получилось так, что поскольку все знали, что Володя будет играть Билла Сиггера, то пришли люди, которые вполне могли сойти за хиппи. Среди участников этой массовки были художники, инженеры, физики… Была вся группа Рустама Хандамова — режиссера и художника, который начинал картину „Раба любви“, замечательно талантливого человека; он собрал вокруг себя очень интересную группу — ну, абсолютные хиппи, бесшабашная такая публика — и все они пришли сниматься в массовке.
Съемка была ночная. Где-то на задворках «Мосфильма» была построена очень забавная декорация. Мак-Кинли, Донатас Банионис, сходит с кучи песка, и начинается розыгрыш. Они играют в веселую игру, они делают вид, что это — ах! — какой-то мессия, пришелец с небес, суперзвезда, бог! Мак-Кинли, в белом хитоне, говорит: нет, я чиновник, член лицензионного совета! — но хиппари все равно его окружают. Это был не танец, не пантомима, а почти жизнь, хорошая такая возня — и тут из них же, из этой толпы выскакивает их главарь, Певец, Володя со своей гитарой, очень хорошо вступает музыка и начинается эта потрясающая песня «Вот это да!».. Далее под хор Мак-Кинли тащили, усаживали и играли для него одного свою мистерию «Мы рвем и не найдем концов», и весь этот розыгрыш обрывал крик петуха — это был конец первой серии (во время сдачи фильма в Госкино эту сцену прикажут вырезать.
Вспомним, что для этого фильма Высоцкий написал 9 баллад, большинство которых имели антисоветский подтекст. Самой заметной в этом плане была баллада «Мистерия хиппи» («Вранье — ваше вечное усердие…» и т. д.). Однако, вернувшись из-за границы, наш герой привез с собой еще одну антисоветскую нетленку — песню «Старый дом» («Что за дом притих…»), которая, судя по всему, родилась у