19 апреля по ЦТ в который раз был показан дебютный фильм Высоцкого «Сверстницы». Как мы помним, там он мелькнул на экране всего на пару секунд с одной единственой фразой «Сундук-корыто».

21 апреля Высоцкий был занят в спектакле «Павшие и живые», на следующий день — в «Десяти днях, которые потрясли мир».

23 апреля Театр на Таганке отмечал юбилей — 10 лет со дня прихода туда любимовской команды. В фойе по этому случаю зажгли свечи, с которыми 10 основоположников театра- юбиляра (Славина, Демидова, Кузнецова, Полицеймако, Хмельницкий, Васильев и др.) прошли мимо вывешенных на стенах афиш и поднялись в верхний буфет. Там в 12 часов состоялось торжественное распитие шампанского. Затем стали приходить гости и поздравлять юбиляров. К примеру, поэт Андрей Вознесенский подарил труппе щенка с голубыми глазами и красным лаковым ошейником, сказав, что это волкодав, который будет охранять театр (как мы знаем, у «Таганки» были куда более солидные сторожа-«волкодавы» — из числа либералов со Старой площади и Лубянки). С общего согласия щенка отдали Алле Демидовой, которая тут же отнесла его домой.

Вечером был показан спектакль, с которого, собственно, и началась история любимовского театра, — «Добрый человек из Сезуана». В нем играли практически все звезды «Таганки»: Владимир Высоцкий, Валерий Золотухин, Зинаида Славина, Борис Хмельницкий и др. Во время показа, в сцене «свадьба», случилось ЧП: Высоцкий случайно угодил пиалой в глаз Золотухину. Удар был настолько сильным, что у Золотухина пошла кровь и ему пришлось срочно покинуть сцену. К счастью, глаз оказался не поврежденным, а что синяк появился, так это мелочи. Его наличие даже не помешало Золотухину сразу после спектакля присутствовать на банкете, устроенном в верхнем фойе ВТО. За длинным столом уселись не только таганковцы, но и представители других столичных театров: например, от Театра имени Вахтангова на вечеринку пришли Михаил Ульянов со своей супругой Аллой Парфаньяк, Юрий Яковлев, Людмила Максакова и др. По ходу застолья был показан любительский документальный фильм о таганковском спектакле «Гамлет», а также о гастролях театра в Алма-Ате.

На следующий день в кинотеатре «Уран» (был такой на Сретенке) открылась ретроспектива фильмов с участием Валерия Золотухина. Устроители этого мероприятия ждали, что на открытие придет сам виновник торжества, однако он это сделать отказался. Причина была уважительная: во-первых, после прошедшего накануне застолья в ВТО болела голова, во-вторых — под глазом артиста красовался синяк, поставленный ему Высоцким.

Сам Высоцкий 24 апреля слетал на один день в Ужгород, чтобы принять участие в съемках советско-югославского боевика «Единственная дорога» (начались 31 марта). Фильм рассказывал о том, как в годы войны группа советских военнопленных, которых фашисты заставили вести колонну машин с горючим, подняла восстание. Высоцкому в ленте досталась самая короткая роль (10 съемочных дней) — роль военнопленного Солодова, который погибает в самом начале похода. Но перед этим его герой успевает спеть песню «Мы не умрем мучительною жизнью…»

Вообще для этого фильма Высоцкий написал три песни: «Если где-то в глухой неспокойной ночи…», «Расстрел горного эха» и «Песню Солодова» (ту самую «Мы не умрем…»). В двух последних современный подтекст торчал, что называется, из всех щелей.

Например, в «Горном эхе» речь шла о том, как некие злые силы «пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье, — и эхо связали, и в рот ему сунули кляп». После чего расстреляли это самое горное эхо. Намек был очевиден: в советской стране власти даже эха боятся — не дай бог оно разнесет что-нибудь крамольное.

В «Песне Солодова» речь велась о похожем — о тяжелой жизни творческой интеллигенции при советской власти.

Вообще интересная вещь получается. Несмотря на то что власть (с помощью тех, кто «крышевал» Высоцкого) заметно ослабила давление на него, его злость по отношению к ней не утихает, а наоборот, только усиливается. Свидетельством чему могут служить хотя бы тексты его песен за тот год. Что наводит на определенную мысль: все-таки, несмотря на все его стремление добиться официального признания и снять с себя клеймо полузапрещенного артиста, ему как воздух необходима эта злость на систему, поскольку именно она питает его талант. Судя по всему, это понимали и те люди, кто продолжал «полугнобить» Высоцкого: он им был нужен именно с этой злостью, а без нее цена его в их глазах могла резко упасть.

Этим, судя по всему, объясняется и то, что Высоцкому при жизни парактически так и не дадут официально стать поэтом — с публикацией текстов его песен и стихов в массовой печати. То есть либералы, имевшие сильнейшие позиции во всех сферах деятельности общества, будут помогать Высоцкому сниматься в кино, выпускать пластинки, давать концерты, а вот в публикации стихов откажут. Конечно, сопротивление противоположного лагеря в этом деле также не стоит сбрасывать со счетов, однако, повторюсь, либералы имели большие возможности в издательской сфере, поделив ее с державниками практически поровну. Читаем у историка Н. Митрохина:

«Советское государство создало такую систему взаимоотношений с культурной элитой, при которой произведенная деятелями культуры продукция хотя и корректировалась, порой существенно, по желанию заказчика, но покупалась на корню, оптом, зачастую за огромные деньги и социальные льготы. При этом культурная элита практически не зависела от потребностей рынка — тех самых рядовых людей, которые „голосуя рублем“ в условиях открытого общества, определяют реальный спрос на произведения искусства. Поэтому борьба литературных группировок была обусловлена не только различием политических, эстетических, но и финансовых интересов входивших в них писателей. Русские националисты и другие „догматики“ были, в целом, заинтересованы в сохранении системы жесткого государственного контроля и государственных заказов. Хорошо ориентируясь и зачастую находясь на ключевых постах в бюрократической системе, надзирающей за литературным (и шире, творческим) процессом, они чувствовали себя достаточно уверенно и могли перераспределять колоссальные финансовые ресурсы в свою пользу. То, что их деятельность в этой сфере неизменно сопровождал успех, отмечает, в частности, И. Брудный, указывая на огромные тиражи книг писателей, принадлежавших к движению русских националистов, и государственные премии, полученные ими.

Сторонники либеральных взглядов, тоже использовавшие возможности системы государственного заказа, тем не менее стремились к ее разрушению. Свобода творчества для них, безусловно, была важнее, чем для «ортодоксов» (чему пример — нонконформистская позиция и эмиграция некоторых популярных и успешных авторов этого направления — Аксенова, Владимова, Войновича, Галича, Максимова, Некрасова). Однако, кроме того, они (сознательно или нет) надеялись, что популярность их произведений у массового читателя и спрос на них воздадут сторицей за пропавший «госзаказ». Эти надежды в период перестройки,