Был радостный путь, оглашаемый тысячью здравиц. Он кадями рисовых клёцок, поджаренных зерен Был щедро уставлен, окурен сандалом, просторен. Стояли чаны простокваши; цветов плетеницы На всем протяженье украсили ход колесницы. В покоях Кайкейи Рама видит царя. Дашаратха бледен и плачет. Он в силах выговорить только имя сына. Вместо него царское решение объявляет Кайкейи. Рама не произносит ни слова осуждения или несогласья. Он уверяет Кайкейи, что воля Дашаратхи будет исполнена. Он утешает рыдающего отца, ласково прощается с ним и Кайкейи и удаляется.
Царица Каушалья, мать Рамы, — в отчаянье. Лакшмана уговаривает брата захватить престол силой. Он грозится убить Кайкейи, а если надобно — и самого царя. Но Рама утишает его гнев.
Возвратясь к себе во дворец, Рама рассказывает Сите о случившемся и говорит, что решение отца для него непреложно. Он просит жену не покидать Айодхьи и дождаться его возвращения. «Я не должна и не могу разлучаться с тобой!» — говорит Сита. Рама тщетно убеждает ее. «Я умру в разлуке с тобой!» — повторяет Сита. Наконец Рама обещает взять Ситу с собой. После долгих уговоров он соглашается взять с собой и Лакшману.
Они молча идут ко дворцу Дашаратхи. При виде Рамы царь вновь лишается чувств. Очнувшись, он просит заключить его, Дашаратху, в тюрьму, и самому воссесть на престол. Рама отказывается. По слову Кайкейи приносят одежды из бересты. Рама и Лакшмана облекаются в них. Сита трепещет — как лань при виде аркана. Она плачет. Она пытается надеть грубую одежду отшельницы. Рама ей помогает. Горестный Дашаратха не выдерживает, он клянет жестокосердую Кайкейи и повелевает принести для Ситы лучшие наряды, драгоценные украшения, и — оружье для Рамы с Лакшманой…
[Горе Айодхьи]
(Часть 40)
Сума́нтра, как Ма́тали — Раджи Богов колесничий, — До тонкостей ведал придворный обряд и обычай. Ладони сложив, пожелал он царевичу блага И молвил: «О Рама, твоя беспредельна отвага. Взойди на мою колесницу! Домчу тебя разом. Поверь, доброславный, моргнуть не успеешь ты глазом. Четырнадцать лет обретаться вдали от столицы Ты должен теперь, изволеньем Кайкейи-царицы!» На солнцеобразную эту повозку, без гнева, С улыбкой взошла дивнобедрая Джанаки дева. Сверкали немыслимым блеском ее украшенья — Невестке от свекра властительного подношенья. Оружье для Рамы и Лакшманы Великодарный Велел поместить в колеснице своей златозарной. Бесценные луки, мечи, и щиты, и кольчуги На дно колесницы сложили заботливо слуги. Обоих царевичей, Ситу прекрасную — третью, Помчала коней четверня, понуждаемых плетью. На долгие годы великого Раму, как птица, Как яростный вихрь, уносила в леса колесница. Отчаявшись, люди кричали: «Помедли, возница!» Шумели, вопили, как будто не в здравом рассудке, Как будто умом оскудели, бедняги, за сутки. И рев разъяренных слонов, лошадиное ржанье Внимали вконец обессиленные горожане. За Рамой бежали они, как, от зноя спасаясь, Бегут без оглядки, в теченье речное бросаясь, — Бежали, как будто влекло их в жару полноводье, — Бежали, крича: «Придержи, колесничий, поводья!» «Помедли! — взывали столичные жители слезно, — На Раму позволь наглядеться, покамест не поздно! О, если прощанье могло не убить Каушалью, Ее материнское сердце оковано сталью!
