Исполнятся зависти брахманов жены!» Уттанка отправился в путь и нежданно Увидел быка, не быка — великана! Был всадник на нем исполинского роста. «Уттанка! — он крикнул подвижнику просто. — Испробуй быка моего испражненья!» Уттанка не принял его предложенья. Тогда обратился он к юноше снова: «Не медли. Тебе не желаю дурного. Наставник твой, Веда, отведал того же. Последуй учителю, юный прохожий!» У юноши спорить пропала охота, Испил он мочи и поел он помета. Свой путь он продолжил и прибыл, спокоен, В тот город, где царствовал Па́ушья-воин. Сказал он царю: «Благоденствуй, властитель. К тебе во дворец я пришел как проситель». А царь: «Лицезренье святого — отрада. Скажи, господин мой, что сделать мне надо?» Ответствовал Паушье гость юнолицый: «О царь, подари ты мне серьги царицы. Хочу, если ты не жалеешь утраты, Отдать их учителю в качестве платы». Царь молвил: «Войди ты к царице в покои, Быть может, исполнит желанье такое». В покои царицы ввели его слуги, Но там не увидел он царской супруги. Он Паушье крикнул: «Владыка и воин! Там нет никого, твой обман непристоен!» А царь: «Ну-ка, вспомни: ты чист? Не сердись ты, Но видеть царицу не может нечистый. Вовеки не смеет к царице в жилище Войти оскверненный остатками пищи. Погрязший в пороке ее не увидит: Жена благонравная к гостю не выйдет». Услышав ответ непреклонный и строгий, Уттанка воскликнул: «Я вспомнил: в дороге Я пищи отведал, но так утомился, Что после еды второпях я умылся». Ответствовал Паушья: «В том-то и дело! Лица омовенье, а также и тела, Нельзя совершать на ходу или стоя, Когда ты не хочешь лишаться покоя!» Греха своего ученик устыдился, Уселся, лицом на восток обратился, Он вымыл лицо свое, руки и ноги, Омылся от скверны, от пыли дороги, Затем, приближаясь к желанному благу, По грудь погрузился в беззвучную влагу,
