Достигли три витязя местности дикой. Там были чащобы, там были поляны, Вкруг мощных стволов извивались лианы. Помчались облитой закатом тропою, — Усталых коней привели к водопою. В лесу было множество птиц быстролетных, Диковинных, крупных зверей и животных, Везде родниковые воды кипели, И лотосы в тихих прудах голубели. Там, — с тысячью веток, с листвою густою, — Баньян изумил их своей высотою. Решили те трое: «В лесной этой сени Баньян — государь всех дерев и растений!» Коней распрягли у воды, среди листьев, И, тело, как должно, от скверны очистив, Вечернюю там сотворили молитву, Чтоб с новою силою ринуться в битву. Зашло за высокую гору светило, И вот многозвездная ночь наступила, — Явилась держательница мирозданья! И столько на небе возникло блистанья, Что высь, точно вышивка, тешила взгляды, А вышиты были миры и плеяды. Все твари ночные проснулись при звездах, Дневные — заснули в норах или в гнездах, И рыскали звери, что жрали живое, И гибель была в их рычанье и вое. Поникли три воина в горе великом Пред этим ночным устрашающим ликом. О братоубийственной думая брани, О стане пандавов, о собственном стане, Они улеглись под ветвями баньяна, — Над раной зияла у каждого рана! И вот Критаварман и Крипа на голой Заснули земле, — после битвы тяжелой. Израненных, их одолела усталость, — О, разве такая им доля мечталась! Но, мучим тоской, побуждаем возмездьем, Не спал Ашваттхаман под ярким созвездьем, Не спал он под лиственным тихим навесом, Не спал, окруженный таинственным лесом. На ветках баньяна, — увидел сын Дроны, — Спокойно бессчетные спали вороны. Внезапно, средь ночи, сова прилетела: Багрово-коричнева, и крупнотела, И зеленоглаза, и широкогруда, Она ужасала, как птица Гаруда, Когтями свирепыми, клювом огромным И, крадучись в этом безмолвии темном,
