продолжало оставаться на старом месте, но под влиянием этих беспокойных движений часто меняло направление. Большой торос, все больше удалявшийся от судна, тоже передвигался очень неравномерно, по ломаной линии; он отходил и снова приближался, появляясь то сбоку, то прямо впереди.

27 июля обстановка была такой беспокойной, какой еще не бывало с той поры, как «Фрам» вмерз в льды. Повсюду вскрылись широкие полыньи. Льдину, на которой стояла кузница, кружило водоворотом, мы боялись, что потеряем наше драгоценное имущество. Скотт-Хансен и Бентсен, отправлявшиеся в это время на прогулку под парусами, несмотря на свежий ветер, взялись перевести кузнечный горн со всеми принадлежностями на нашу льдину. Они взяли с собой двух помощников, и им удалось, хотя с большим трудом, спасти инвентарь. В то же время вокруг судна сильно волновалась вода. Судно вместе со льдиной постепенно поворачивалось, а потом вдруг круто, в одно мгновение, изменило свое направление с СВ на З ¹/₂ Ю.

Экипаж с лихорадочной поспешностью стал перетаскивать на судно вещи, лежавшие на льдине, и успешно справился с этой работой, хотя она была сопряжена с немалой опасностью для лодок, которые от сильного шквала, среди бешено крутившихся льдин и обломков ледяных глыб легко могли перевернуться и затонуть. Льдина с развалинами кузницы медленно удалялась тем же путем, что и Большой торос, долгое время служивший нам своего рода вехой. Он действительно издали был похож на морской знак, тем более, что на самую макушку его была надета темная шапка: опрокинутый вверх дном большой железный котел. Котел в свое время был куплен Тройнтгеймом и поступил на судно в Хабарово вместе с собаками. При походе через Сибирь он служил для варки пищи собакам. У нас в нем обыкновенно хранили сало и другую пищу для собак. От долгой службы котел проржавел до дыр и, получив отставку, был выброшен на торос близ кузницы. Теперь он обратился, как сказано, в морской знак и, быть может, по сей день плавает в качестве такового, если только его не нашли и не присвоили себе какие-нибудь эскимоски на восточном берегу Гренландии.

По мере того как солнце и оттепель съедали с поверхности льда снег, судно ежедневно поднималось все выше надо льдом, так что к 23 июля из-подо льда показались уже три с половиной доски ледовой обшивки на левом борту и десять на правом. Вечером 8 августа наша льдина раскололась по левому борту, и «Фрам» изменил крен с 7° левого борта на 1,5° правого, так что ото льда освободились с одной стороны четыре, с другой две доски ледовой обшивки, а также одиннадцать железных угольников в носовой части судна.

Я боялся, что небольшую льдину, на которой мы теперь находились, может вынести в полынью, если лед поредеет еще больше, и приказал штурману пришвартовать судно к главной льдине, на которой еще оставалась часть наших вещей. Приказание, однако, не было выполнено достаточно быстро. Когда я полчаса спустя вышел на палубу, «Фрам» уже унесло по полынье к югу. Весь экипаж был тотчас вызван наверх, общими усилиями удалось подтянуть корабль назад к льдине и надежно его пришвартовать.

Нам не терпелось совсем снять «Фрам» с ледяного ложа, на котором он так долго покоился. Я решил взорвать лед вокруг корабля. На следующий день, 9 августа, в 7 ч 30 мин вечера, мы подвели под льдину метрах в двух от кормы начиненную тремя килограммами пороха мину и взорвали ее. Судно основательно тряхнуло, но лед с виду ничуть не пострадал. Поднялся горячий спор по вопросу о взрывчатых веществах. Большинство думало, что мина была слишком мала; некоторые полагали даже, что нужно было заложить по крайней мере 20 кг пороху.

В самый разгар дебатов льдина внезапно треснула. В трещинах всплыли крупные обломки подводного льда, корма «Фрама» высоко подпрыгнула, судно дернулось вперед и стало тяжело раскачиваться, словно пытаясь сбросить с себя ледяные оковы, потом с шумным всплеском село на воду. «Фрам» настолько сильно рванулся вперед, что один из носовых тросов лопнул, но в общем спуск судна на воду прошел отлично, никакой кораблестроитель не мог бы пожелать лучшего. При помощи ледовых якорей, недавно изготовленных нашим кузнецом, мы благополучно принайтовали корму к закраине крепкого льда. Только Скотт-Хансен и Петтерсен чуть было не приняли холодной ванны. Подведя мину под лед, они в лодке остановились за кормой корабля, чтобы подтянуть запал. Когда льдина треснула и «Фрам» соскользнул на воду, остаток льдины, освободившись от груза в 600 т, перевернулся, и положение обоих товарищей, очутившихся в утлой шлюпке среди водоворота волн и ледяных глыб, оказалось не из приятных. Физиономии у них, в особенности у Петтерсена, имели довольно постное выражение, пока душегубка плясала, точно в котелке с кипящей водой.

«Фрам» после удаления большей части льда от правого борта

Судно имело теперь слабый крен (0,75°) на правую сторону и сидело в воде несколько выше, чем прежде, так что с правого борта три дубовые доски, а с левого борта немного больше и 9 железных угольников в носовой части свободно поднимались над водой.

Корпус судна, насколько мы могли судить, нисколько не пострадал ни от многочисленных, часто очень сильных напоров льда, которым подвергался «Фрам», прежде чем он крепко вмерз в лед, ни теперь от спуска на воду. Единственным дефектом было то, что течь в судне была порядочная и приходилось часто откачивать воду. Одно время корпус почти совсем не пропускал воды, и мы склонны были думать, что щели находятся выше ватерлинии. Но потом вода снова стала поступать и притом даже сильнее прежнего, и мы поняли, что ошиблись.

Вообще же положение «Фрама» было хорошее. Левый борт его прилегал к довольно низкому и ровному полю; по правому борту шла открытая полынья. Она, правда, скоро закрылась, но все-таки от нее осталось небольшое пространство чистой воды в 200 м длиной и 120 шириной. Я желал только одного: чтобы поскорее наступила зима и мы бы вмерзли в лед в этом удобном для нас положении. Но время еще было слишком раннее; подвижки льда продолжались и происходили часто. Нам предстояло еще немало схваток, прежде чем «Фрам» мог спокойно войти в свою последнюю зимнюю гавань.

Наш дрейф на запад в течение второй половины июня и большей части июля был в общем удовлетворительным. Для ориентировки прилагаются следующие наблюдения:

Как видно из таблицы, в дрейфе наблюдались сравнительно небольшие отклонения на юг и север, но более значительные в направлении на запад и восток.

С 22 по 29 июня мы быстро двигались на запад; в начале июля нас отнесло немного назад; потом несколько дней опять быстро несло на запад, и снова в течение нескольких дней – до 12 июля – также быстро назад. С этого дня и по 22-е мы опять хорошо шли к западу и достигли 72°56 восточной долготы; затем стал преобладать обратный дрейф, и 6 сентября судно очутилось под 79°52 , т. е. приблизительно там же, где находилось 29 июня.

Погода за этот промежуток времени стояла в общем ясная и мягкая. Иногда, правда, случалась непогода, выпадал снег и наступала такая слякоть, что приходилось безвыходно сидеть в каютах. Но дурная погода не особенно тяготила; напротив, мы были рады перемене погоды, в особенности когда она несла с собой надежду отнести «Фрам» хорошенько к западу и помочь поскорее выбраться из ледяного плена. Это не следует понимать в том смысле, что мы боялись провести во льдах еще одну зиму, прежде чем вернуться домой. Провианта и всего прочего необходимого у нас было достаточно, в случае надобности хватило бы даже на две или три полярные ночи; у нас был корабль, которому после всех тяжелых испытаний, выдержанных с честью, мы полностью доверяли. На состояние здоровья никто из нас не мог пожаловаться, мы были бодры и научились крепко держаться друг друга и в хорошие и в дурные минуты.

О Нансене и Йохансене едва ли кто-нибудь из нас серьезно беспокоился: как ни опасно было их путешествие, мы не боялись, что их сломят трудности пути, и верили, что они доберутся в этом же году до Земли Франца-Иосифа и даже до дому. Напротив, радовала мысль, что они скоро будут дома и смогут рассказать нашим родным и друзьям о том, что у нас все благополучно и что есть все основания ожидать нашего возвращения домой осенью 1896 г. Неудивительно, что всех разбирало нетерпение, и мы терзались телом и душой, когда дрейф замедлялся или когда длительный противный ветер и обратный дрейф делали, казалось, невероятным, чтобы мы вернулись домой к тому времени, когда нас там ждут.

Кроме того, важнейшая часть экспедиции была в сущности выполнена. Вряд ли можно было ожидать теперь, что судно отнесет дрейфом еще дальше на север; к тому же исследование более северных областей взяли на себя Нансен и Йохансен. В соответствии с инструкцией доктора Нансена нам надлежало наиболее кратким и безопасным путем выбраться на открытую воду и оттуда идти домой, прилагая все силы к тому, чтобы собрать наибольшие научные результаты.

Судя по тому, что мы уже выяснили до сих пор, ожидать новых крупных открытий не следовало. Общий