— Видимо, это очень важно, — сказала она, наполовину высунувшись из окна.

— Очень важная государственная проблема, — подтвердил я. — Очень серьезная.

Она одарила меня пьяным кивком и откинулась назад, когда машина рванула от обочины.

— Ты сказал, что это был президент? — спросил Джош, когда я вернулся.

— Я никогда не говорю до конца, — ответил я. — Так более загадочно. Уверен, теперь она поверила, что ты заставил ждать самого президента, и все ради нее. Не рассказывай ей потом правду, это было бы жестоко.

Я сел, и Йен принял мое распоряжение относительно «Джека Дэниэлса» со льдом. Я никогда не смог бы доказать это, но мог поклясться, что он всегда неодобрительно усмехался, когда получал мой заказ. Джош уверяет, что все началось с того, как в момент раздражения я повторил Йену старую итальянскую шутку, что все проблемы Англии заключаются в том, что у нее существует шестнадцать религий и всего один соус. Возможно, дело в этом. Иногда острый язык бывает помехой.

— Надеюсь, ты расскажешь, в чем дело, вместо того, чтобы смотреть на меня с оскорбленным видом, — сказал Джош. — Ей-богу, весь уикэнд я работал как вол, и когда Невинс пригласил меня развлечься, просто подпрыгнул.

— Хорошая вечеринка?

— Скучная до черта! Все старались быть молодыми и занимательными. Ты встречался с председателем в Провиденсе?

— Я дважды был в Род-Айленде. Лидеры штата не в восторге от нашего парня, но обещали выступить «за». Я дал им слово, что денежные средства будут, как он и обещал.

— Наша главная проблема, это две остающиеся верфи, — произнес Джош, рисуя вилкой узоры на скатерти. — Я проверил. Одна верфь может быть спасена, а другая закрыта. Министерство обороны не допустит, чтобы закрылись обе. Они заявили, что после первых же воплей протеста объявят, что одна сохраняется. Наш парень заработает на этом. За субботу я написал ему речь…

Но я прервал Джоша:

— Есть кое-что важнее Род-Айленда.

— Какие-то проблемы?

— Нет. Предложение. Избрать губернатора штата Нью-Йорк, а потом президента.

Джош уставился на меня.

— Кто сделал такое предложение?

— Сенатор Шеннон. Для своего сына Келли. Он гарантирует 20 миллионов на кампанию в Нью-Йорке. Наш гонорар — миллион в год в течение всех лет, что мы будем работать на его сына, и 600 тысяч на расходы.

Приглушенный смех в баре и позвякиванье льда в стакане показались слишком громкими в наступившей тишине.

— Рассказывай, — велел Джош, и я начал.

Рассказ занял у меня час, и ни разу Джош не сделал глотка из стакана и не задал ни одного вопроса. Когда я закончил, он откинулся на спинку кресла и легонько свистнул.

— Интересная история, Финн. Как ты думаешь, почему старик стремиться усадить сынка в Олбани и Белый Дом?

— Гордость. Амбиции. Любовь к сыну. Кто знает? Не забывай, партия дважды отвергла его кандидатуру. Последнее время он был озлоблен. Но что говорить о его искренности! Этот человек намерен идти до конца.

— То, что ты говорил о 20 миллионах, это же мелочь для него, — задумчиво произнес Джош.

— Он признает это. Несколько нефтяных скважин. Несколько компаний. У этого человека финансовая империя.

— И что за материал у них имеется на Сондерса? Что-нибудь стоящее?

— Думаю, что да. Признаться, они лишь копнули на поверхности. Однако подкуп судей в Нью-Йорке не новость. Но…

— Но подкуп судей с помощью шурина мэра Нью-Йорка, который является вероятным кандидатом в президенты, уже кое-что, — произнес Джош.

— Давай подумаем, — сказал я. — Предположим, мы раскрутили крупнейший в Нью-Йорке скандал.

— Так.

— Скандалы среди высокопоставленных официальных лиц Нью-Йорка не редки. Мы даже сможем уничтожить Джентайла и порадовать старика, но как это поможет его парню стать губернатором?

Джош криво усмехнулся.

— Думаю, мы и должны это решить за его миллионы. Ты знаешь Келли Шеннона?

— Нет. Как-то не встречались.

— Так, а я лишь мельком видел его. Красивый молодой парень. Когда он стал конгрессменом, я слышал, он не принадлежал ни к одной группировке, — Джош покачал головой. — Но губернатор и президент!..

— Мы можем отказаться.

— Давай подумаем. У тебя есть какие-нибудь мысли?

— Я всегда говорил, если ты смог избрать Альфа Лондона, ты сможешь избрать кого угодно. Но я бы хотел его увидеть.

— Ты знаешь состояние Шеннона. Старик все еще добивается своего.

— Не забывай, Джош, многие страстно ненавидят его. Он нанес ущерб многим людям, когда был в Сенате.

— Долго ты работал с ним, Финн?

— Четыре года. Четыре года, которые теперь в истории.

— Вроде, когда он охотился за Джентайлом, с ним произошел несчастный случай?

— Он поскользнулся на мраморных ступенях и упал. Повредил позвоночник. Вашингтон он покинул в инвалидном кресле, и вред ли когда-нибудь встанет.

— Он тогда расследовал положение в госдепартаменте?

— Мы три месяца работали над этим, когда он упал. Джентайл был тогда заместителем госсекретаря. Он противостоял Шеннону и использовал каждый шанс для защиты своих людей.

— Вы что-нибудь откопали на него?

— Не слишком много. Мы получили материалы от младшего чиновника, который наступил на чью-то мозоль и был послан в какую-то глушь. Обычные обвинения в мягкотелой политике и партийных симпатиях, но ничего конкретного. И лишь вчера Шеннон сказал, что перед своим падением он чуть не настиг Джентайла.

— Как?

— Оказывается, Джентайлу нравились китаянки.

— Интересно, но не настолько, чтоб вызывать его в комитет.

— Я сказал Шеннону то же самое. Но он успокоил меня. Некоторые девушки являлись на вечеринки Джентайла с подозрительным типом, вроде пекинского пропагандистского агента. В ФБР на него есть досье.

— Вот это интересно. Он что-нибудь сделал с этой информацией?

— Нет. Он получил ее от полицейского капитана Округа Колумбия^{24} и от кого-то из ФБР. Но после того как он свалился с лестницы, расследование свернули. Ты же понимаешь, ты только напрашиваешься на неприятностями, знакомясь с госдепартаментом или ЦРУ.

— У него тогда, вроде, были столкновения с Таком Ларсеном?

— Ларсен нападал на него, где только мог, в своей колонке или в телевизионных шоу. Они ненавидели друг друга. Думаю, это началось, когда мы занимались военным имуществом сразу после войны, и Шеннон не захотел быть снисходительным к одному из друзей Ларсена.

— Насколько я помню, Ларсен называл сенатора вторым Джо Маккарти.

— Он был тяжелым, безжалостным человеком, но он не был Джо Маккарти, — произнес я. — Он