своему обычаю я переоделся в пижаму, выключил свет и сел у окна, выходящего на Восьмую авеню. Театры закончили представления, и ночь была полна свистом полицейских, автомобильными гудками, пением и смехом счастливых людей.
Обычно я наслаждаюсь этими минутами, но не в эту ночь. В моем мозгу вертелось одно и то же. Если мы примем это странное предложение, куда оно нас заведет? В Олбани? На Пенсильвания-авеню{21}? Или мы станем посмешищем в Вашингтоне, два олуха, стремящиеся претворить в жизнь амбициозные мечты богатого, как Мидас{22}, старика?
Почти всю ночь я ворочался. Миллион долларов гонорара в год и фантастические суммы на расходы могли обеспечить нам легкую жизнь, но у предложения сенатора были и другие выгоды и недостатки. Конечно, предложение было необычайно лестным и чертовски возбуждающим. Разве не говорил недавно Джош — вскользь, как забавную вещь — что мы уже избирали наших клиентов на все посты от муниципальных до губернаторских и как было бы интересно избрать кого-нибудь в Белый Дом?
С другой стороны, у нас был мальчишка, столь политически неизвестный, что, наверное, половина его собственных избирателей не узнала бы его, столкнувшись с ним на улице. К тому же у нас было мало времени. Даже если бы он был известен, как можно вести столь важную избирательную кампанию в оставшееся время?
Однако есть состояние Шеннона. Не тысячи, а миллионы на расходы, а, как я уже говорил, деньги многое могут.
И есть кое-что столь же важное, как деньги: информация в этой красной папке…
Все это так сильно мучило меня, что я отбросил одеяло, включил лампу и стал перечитывать папку вновь и вновь. Серое пятно распространялось на востоке, и мусороуборочные машины с рычанием стали поглощать свое отвратительное утреннее меню, когда я убрал папку и лег в постель, чтоб уснуть на часок перед тем, как отправиться в аэропорт. Но даже во сне в моем возбужденном мозгу я слышал тиканье часового механизма бомбы, доносившейся из папки.
Я сел на самый ранний самолет на Вашингтон, остановился в наших апартаментах в отеле «Конгрешнл» и принялся разыскивать Джоша. В офисе о нем не слышали два дня. Одна из девушек сказала, что он вернулся из Род-Айленда, всю ночь и весь день работал над отчетом, а потом ушел. Насколько я знал Джоша, он был в городе.
Как обычно, я начал с Пресс-Клуба. Бармен Сэм рассказал, что в последний раз видел Джоша с молодым сенатором от Флориды Невинсом, и что оба собирались к Беа Мартинсон, жене министра юстиции, которой нравились веселые, молодые, занимательные люди.
Я поймал министра юстиции после ланча, и он сказал, что Джош, видимо, ушел с молодой, красивой блондинкой, и, если я позвоню Беа, она скажет, кто эта девушка. Я нашел Беа, когда она устраивала чайный прием, но она сказала, что понятия не имеет, кто эта блондинка, но что почти весь вечер Джош был вне конкуренции.
По телефону молодой сенатор Невинс, веселый повеса с кучей денег, заявил, что потерял Джоша, как только появилась блондинка. В четыре часа я проследил его до ресторанчика и мотеля в Вирджинии. Владелец, ставший более сговорчивым, когда я заявил, что звонят из Белого Дома, ответил, что слышал, будто они собираются этим вечером в клуб «Золотой Ключ».
Для меня «Золотой Ключ» неизбежное зло Вашингтона. В распоряжении гостей здесь имеется неяркий свет и глубокие кресла, куда приносят бутылку и куверты и позволяют вам обкрадывать правительство, побеждать на выборах, по-джентльменски грабить друг друга или соблазнять жену соседа. По-своему это напоминает лондонские клубы времен короля Георга, где политика и смертельная игра с опасностью считались единственными стоящими вещами. В «Золотом Ключе» вы получали вашингтонскую политику и рулетку. Здесь, как и в Лондоне короля Георга, мужчины теряли свой разум от того и другого. Ко всему еще великолепный бар, прекрасная еда, комната для игр и маленькие кабинеты. Когда я был в комитете Конгресса, «Ключ» был лучшим местом в Вашингтоне для заключения сделок, сбора слухов и распространения всех видов сутяжничества.
Я позвонил в «Золотой ключ», и Йен, владелец клуба, сказал, что Джош и его хорошенькая подружка торчат здесь последние несколько часов и, может быть, мне лучше приехать и присоединиться к ним для аперитива и обеда. Иными словами, Джош скучал.
Я уже думал об этом, так что формула была стандартной. Я взял машину, водитель отвез меня к «Золотому ключу» и стал ждать. Следующим его пассажиром будет блондинка, сказал я ему.
Я нашел их в угловой кабинке. Она была действительно сногсшибательной девушкой, пожалуй, слегка потрепанной, но достаточно привлекательной, чтоб все парни в баре продолжали пялиться на нее.
Перед тем, как присоединиться к ним, я стал рассматривать Джоша, возможно впервые за многие годы. Смуглый, широкий лоб и подбородок, густые курчавые волосы и темные глаза ирландца из графства, куда море выбросило Испанскую Армаду{23}. Способный много выпить, хотя я и предупреждал его, что виски сказывается. Его нос когда-то был поврежден, наверное битой в лакроссе[10], одним из диких ребятишек из индейской школы в Дакоте, где Джош провел свои детские годы.
Думаю, Джоша можно зачислить в разряд людей, которые, скучая от спокойствия и стабильности, бросаются в плавание в неизведанные моря на утлом суденышке; в случае с Джошем этим суденышком была политика. Когда-то он бросил ведение очень известной вашингтонской газетной рубрики, дабы заниматься — торговать, по его термину — созданием имиджей. Я открыл, что его уверенность непоколебима, а изобретательность почти пугающа. Идеи прямо выскакивали из его головы; хотя его нетерпение, напор и даже жестокость в преодолении препятствий или тупости могли внушать благоговение, я нашел, что он самый скромный человек в присутствии бедного, пьяного создания, уверявшего, что когда- то работал с ним в давно забытом городе. Джош очень легко сходился с людьми.
В политике Джош всегда игнорирует правила игры, но я видел, что после первого взрыва гнева и возмущения большинство самых упрямых политических боссов попадали под его обаяние и выполняли его распоряжения.
Он очень человечен в своих желаниях, целях или слабостях. С каждой общественной группой — бизнесменами, военными, политиками и даже религиозными деятелями — он именно тот человек, чей проницательный гений способен собрать их вместе. Таков Джош Майклз, которого я люблю как сына.
С того места, на котором я стоял, было ясно, что особых трудностей с его подружкой не будет. Джош смертельно скучал, и пока блондинка изучала его выпивку, он усиленно пытался подавить зевок.
«Ее время кончилось», — сказал я себе.
Дальше все шло как обычно.
— Мистер Майклз, машина у входа. Он ждет вас уже полчаса.
Блондинка нахмурилась:
— Кто ждет?
Я проигнорировал ее, но Джош ухитрился принять ошеломленный вид.
— Боже, я и забыл! Это насчет обеда?
— Вы же знаете его, мистер Майклз! — холодно взглянул я на него. — Он так озабочен эти дни.
Теперь даже блондинка была заинтригована. Джош сжал пальцы.
— Послушайте, может, ваш водитель подвезет мисс Рейнольдс, и мы пойдем после моего звонка сенатору Невинсу?
Я взглянул на него с некоторым сомнением.
— Хорошо. Думаю, это возможно. Если мисс Рейнольс…
Джош наклонился и поцеловал ее:
— Я позвоню завтра.
— Кто это, Джош? — зашептала она. — Это…
— Завтра, дорогая, завтра я все расскажу.
И раньше, чем она сообразила, что происходит, он укутал ее плечи, а я повел ее за дверь к машине.
