Он поднял глаза на Джоша.

— Теперь мы ничего не можем предпринять, так, Майклз?

— Мы должны предупредить Келли, — сказал Джош. — На этой стадии я не хочу, чтобы он сфотографировался с Джентайлом. Как вы думаете, где он? — спросил Джош Люка.

— Полагаю, на одном из этих вечеров.

— На какой же он собирался?

— Он говорил, что намерен посетить все, — ответил сенатор.

— Я знаю о четырех, — сообщил Люк. — Один проводят журналисты, потом есть католическое благотворительное общество, Рыцари и Гэльское общество…

— Предлагаю разделиться, — сказал Джош. — Помещения, где проходят различные коктейли, указаны в размноженном списке, который они нам дали. Пусть каждый возьмет на себя одну вечеринку. Кто бы ни нашел Келли, пусть приведет его в фойе у большого бального зала. А я постараюсь выяснить, о чем будет говорить Джентайл. Пошли.

Я занялся вечером, которое проводило Гэльское общество, старая и влиятельная организация, объединяющая когда-то ирлано-американских муниципальных служащих, но теперь имевшая в своих рядах кроме ирландцев, евреев, итальянцев, поляков и даже русских. Чтобы стать членом общества надо было быть муниципальным служащим, врагом автоматизации и защитником идеи закрытия в летние месяцы всех городских канцелярий в 4 часа дня.

Я обнаружил вечеринку в маленьком бальном зале, забитом до самой двери. Я втиснулся внутрь и пошел через шумную, хохочущую толпу. У бара было полно народу, а шумный оркестр из пяти человек изо всех сил старался победить окружающий гвалт. Кругом виделись круглые, красные лица, подбородки, нависшие над тугими воротничками, окурки от сигар и сигарет, слышался громкий смех, решительные, торопливые голоса, заговорщицкий шепот. Но Келли Шеннона тут не было. В конце концов, я отказался от поисков и направился к выходу, чтобы пойти в фойе большого бального зала. Я вошел в набитую кабинку лифта и повернулся к панели с кнопками этажей, когда кто-то тронул меня за плечо и нажал кнопку с номером двадцать — наверх.

Я поднял голову и увидел улыбавшегося Келли. Некоторые могут купить лучшие вечерние костюмы и все же выглядят неловкими и помятыми, в то время как другие снимают с вешалки брюки и пиджаки и выглядят так, будто в них родились. Келли принадлежал к последним.

— А я вас везде искал, — сообщил он. — Я только что разминулся с Джошем на вечере Католического благотворительного общества.

— А что наверху? Еще один прием?

— Свидание, — ответил он. — Когда мы выйдем отсюда, я все расскажу.

Мы вышли на двадцатом этаже и пошли по тихому, напоминающему гробницу, холлу.

— Я только покинул последний коктейль, как меня разыскал один из людей епископа с запиской, — объяснил Келли. — Вторым оратором будет Джентайл, и епископ хочет, чтобы мы вместе сфотографировались.

— Как раз этого-то и не хочет Джош, Келли. Поэтому мы и старались вас найти.

— Не понимаю, как может повредить наша совместная фотография…

— Прокурор не фотографируется с обвиняемым, Келли.

— Мне кажется, мы уже давно согласились, что я не прокурор, и я не хочу уничтожать Феликса Джентайла. К тому же, я уже сказал епископу, что буду фотографироваться.

— А Джентайл? Он-то согласился?

— Я только что говорил с ним по телефону. Он не возражает. Между прочим, он очень приятный человек.

— Это не соответствует вашей роли.

— Да, чепуха, — мягко сказал он. — Это здесь.

Прозвенел звонок, и дверь открыл молодой человек с каменным лицом, который глянул на Келли, а потом молча отступил в сторону.

Когда мы вошли в гостиную, из спальни вышел, протягивая руку, улыбавшийся Джентайл. Он выглядел старше, и я подумал, что впечатляющая атмосфера уверенности, которую он создал в тот день в Сити-Холле, была не столь уж и сильна. Но все же он производил впечатление. Я подумал про себя, что если бы Голливуду понадобился человек на роль государственного секретаря, они могли бы предложить роль этому красивому человеку в великолепном вечернем костюме с седыми вьющимися волосами, который выглядел так сдержанно и представительно.

— Я знаю, что нам предстоит вместе позировать для фотографии, конгрессмен, — произнес он. Потом он повернулся к молодому человеку. — Фотографы вызваны, Харольд?

— Они идут сюда.

— Это Харольд Нокс, один из моих советников, — с улыбкой представил его Джентайл. — Он считает, что я не должен фотографироваться с вами.

— А это один из моих советников, Финн Маккул. Он считает, что я не должен фотографироваться с вами, — ответил Келли.

— Может, мы забудем на сегодня политику? — предложил Джентайл.

Зазвенел звонок, и комнату заполнили фотографы. Как, без сомнения, поступали все фотографы со времен Дагера^{123}, они критиковали освещение, бесцеремонно отдавали распоряжения Келли и Джентайлу встать то так, то эдак, сделали фантастическое количество снимков, которое они никогда не используют, приняли выпивку, а уйдя, оставили бесчисленные следы своего короткого визита: сигареты, использованные лампы-вспышки, сдвинутую мебель.

— Харольд, вы не сообщите епископу, что фотографии сделаны? — попросил Джентайл, своего помощника. Тот кивнул и, бросив на нас горький взгляд, вышел.

— В нашем распоряжении примерно полчаса, — заметил Джентайл. — Хотите что-нибудь выпить?

Келли взял шотландское виски с водой, я хлебнул водку с водой и льдом, а Джентайл виски со льдом.

— Полагаю, мы увидим всех, — сказал Джентайл. — Вы догадывались, что я разделю с вами трибуну?

— Нет. Честно говоря, я думал, это будет кто-нибудь из Вашингтона.

— Подождите, вот будет шум, когда мы войдем, — со смехом заметил Джентайл. — Уж поверьте, епископ умеет устраивать интересные вечера.

— Это мой первый обед здесь, — сказал Келли, — но я слышал об этом.

— А у меня второй, — сообщил Джентайл. — Первый был почти восемь лет назад, когда я впервые баллотировался в мэры. Я рад, что оставил Сити-Холл, хотя избирательная компания не шутка.

Он поднял бокал и поверх его края стал изучать Келли.

— Вы намерены баллотироваться, конгрессмен?

— Мне всегда говорили, что в политике является плохим тоном говорить о чем-либо иначе, чем на пресс-конференции, или перед аудиторией не менее десяти тысяч человек, — с улыбкой ответил Келли.

— Я вижу, у вас прекрасные советники, — со смехом произнес Джентайл. Потом сказал почти небрежно: — Между прочим, комитет делает хорошую работу…

Я задержал дыхание и бросил на Келли предостерегающий взгляд: «Держитесь подальше от мелей».

— Мне жаль, что все это ударило так близко к вам, — сказал Келли. — Вы спрашивали Сондерса об этих обвинениях?

Я мог только закрыть глаза и надеяться на лучшее.

— В тот день, когда ваш свидетель… толстый, маленький человечек…

— Бенни Джелло?

— Да, он. Когда он заявил, что проводил эти дела с Чаком, я позвонил Чаку. Он божился — потом он делал это много раз — что не знал Джелло, никогда с ним не встречался, а Ремингтона знал лишь как юриста, у которого были проблемы с алкоголем.

Его голос стал сдавленным, было очевидно, что напряжение внутри него растет. Когда он поднял