приобретения душ для церкви, благожелательности по отношению к своей епархии, школ для детей, домов для бедных. Он был одним из самых хитрых торговцев недвижимостью в Нью-Йорке и мог преподавать урок о рынке самой Хэтти Грин^{118}. В политике он был так же ловок, как в вопросах недвижимости и финансов. Если епископу нравился какой-нибудь кандидат, об этом немедленно начинали шептаться в городе. Лидеры к нему прислушивались, и немногие рисковали испытать на себе ярость старика. С тех времен, как он стал проводить свои обеды, он был легендой — толстенький маленький человечек на трясущихся ногах, почти восьмидесяти лет, но по-прежнему цепляющийся за свою черную рясу, тяжелые четки и старое распятие. Таков был его имидж. Маленький Пастух Бога, который никогда не бросит свою скромную паству из Ист-Сайда, маленький сияющий священник, который, казалось, просто благоговел перед высокими, сильными, искушенными людьми города.

Когда дело касалось создания имиджа, я мог только восхищаться талантом старика.

Раз в год епископ Грант проводил обед. Официально для сбора пожертвований на маленькую церковь, со времен Гражданской войны расположенную в нижнем Ист-Сайде. На самом же деле обед был сценой для одобренных Грантом политиков, восходящих звезд, людей с сильным запахом успеха. К собравшимся никогда не обращались неудачники. После войны здесь были исполины военные: Макартур^{119}, Нимиц^{120}, Холанд и Айк[40] в его первый год в Колумбийском университете. Дьюи, улыбающийся в предчувствии триумфа, который так и не наступил, драчливый Трумэн^{121} также сделал большие заголовки об обеде епископа, потом братья Кеннеди — Джек, Бобби, позднее Тед; Рокфеллер, Вагнер^{122} и ЛБД[41]. Здесь никогда не переводились приверженцы всех партий и всех вер. После каждого обеда фонд помощи епископа становился богаче, а лидеры штата или города уходили с новой проблемой; в своем традиционном коротком приветствии епископ всегда намекал на то, чего хочет. Это могло быть что угодно: от нескольких новых стипендий до помощи в строительстве нового центра.

Сенатор знал епископа многие годы, но нанес личный визит — и принес богатый вклад — чтобы постараться получить для Келли приглашение быть одним из ораторов. Обычно их было два, и до их появления никто не знал, кто они. Политики лишь пожимали плечами и называли это одним из проявлений эксцентричности старого епископа, но все было гораздо тоньше. Старик был профессионалом в организации своих обедов, а незнание, кто появится на трибуне — друг, враг или темная лошадка — только разжигало аппетит политика и заполняло столик прессы.

Блистательные события всегда происходили в отеле «Уолдорф», с важными персонами, порхающими до обеда с одного частного коктейля на другой. Бреясь и одеваясь в вечерние костюмы, мы обсуждали заявление Сюзи. Джош настаивал, чтобы мы ничего не говорили остальным, пока не соберемся на следующий день в Вексфорде.

— Но разве ты не рассказал сенатору о ее заявлении, когда звонил с побережья?

— Рассказал и просил хранить все в тайне, пока мы не встретимся завтра, — ответил он.

— Почему?

— Там будет Абернети. Сенатор говорит, у него что-то есть. Надеюсь, это его письменные показания.

— Еще бы. Иначе как ты сможешь заключить сделку с Маллади?

Джош просто не мог сердиться. Хотя за последние сорок восемь часов он спал очень мало, он был на страже и до краев полон самоуверенности.

— Неужели надо сегодня цапаться? Честно говоря, я хочу кое-что проверить.

— Чего ради быть таким осторожным? У нас есть заявление Сюзи.

— Когда я намекну Келли о сделке с Маллади, я хочу, чтобы наши материалы были нерушимы. Его идиотская любовь к правде может всех нас размягчить, заставить делать поправки и заводить самих себя в тупик.

— И что ты хочешь проверить?

— Обвинение, устанавливало или нет Бюро слежку за Чингом. Все, как обычно.

— Ты скажешь Абернети, что мы не вызовем Маллади?

Джош медленно отвернулся от зеркала с выражением изумления на лице.

— Ты спятил, Финн? Чего ради мне это делать?

— Полагаю, нам стоит быть честными с ним.

— Ну, а я в эти дни не в том настроении. Пусть сам догадывается.

Он провел расческой по волосам.

— Пошли. Будет чертовски трудно поймать такси.

Сенатора и Люка мы встретили в коридоре недалеко от апартаментов епископа вскоре после того, как фотографы сделали снимки, о которых распорядился Джош, сняв Келли, епископа и сенатора. Но Келли уже ушел, сообщив отцу и Люку, что перед обедом намерен посетить как можно больше приемов.

— Вы оба будете завтра в Вексфорде? — спросил сенатор.

— Да уж, без нас вы не обойдетесь, сенатор, — ответил Джош, и они улыбнулись друг другу.

— Келли получил наш набросок речи? — спросил Джош Люка.

— Получил, — ответил Люк. — Но я не знаю, насколько он намерен использовать его. Всю последнюю ночь он писал и переписывал речь.

— Лейси и Молли вернулись?

— Мы говорили с ней пару часов назад. Она все еще на автостраде. Говорит, движение ужасное.

— Молли останется в Вексфорде?

— Нет. Она не хочет. Мы заказали ей номер в мотеле «Бернинг Оук». Это менее чем в миле от нас по дороге.

— А что Бенни?

— Его привезли сегодня утром. Келли говорил с самим министром юстиции. Тот не хотел никаких отелей, но мы уговорили его позволить поместить Бенни и охрану в «Коммодор». Это поблизости от шоссе Ист-Сайда, и его можно будет доставить в Федерал-Билдинг за двадцать минут. Бенни то и дело просит охрану позвонить Келли и напомнить, что он выступает в последний раз. Между прочим, Келли хотел позвонить окружному прокурору, который ведет дело Бенни, и попросить его прийти для беседы в комитет.

— Он это сделал? — быстро спросил Джош.

— Нет. Он сказал, что будет лучше, если эту проблему уладите вы.

— Думаю, нам следует посетить некоторые из приемов, — заметил сенатор.

— Это не повредит, — согласился Джош.

Мы шли по коридору, когда открылся лифт, и из него выскочил мужчина с камерой и тяжелой черной сумкой через плечо. Когда он прошел мимо, Джош неожиданно круто развернулся и позвал его по имени. Человек остановился, всмотрелся, а потом помчался назад, чтобы пожать Джошу руку. Оказалось, они были старыми друзьями. Неожиданно я увидел, что, когда Джош махнул на прощание рукой, и фотограф вошел в номер епископа, улыбка на лице моего друга угасла.

— Это фотограф Ассошиэйтед Пресс, которого я знаю по Вашингтону, — сообщил Джош, подойдя ко мне. — Он только что сказал мне, кто будет вторым оратором помимо Келли. Догадываешься, кто?

— Понятия не имею. Кто же?

— Джентайл. Он пошел договориться с епископом, чтобы тот попросил их вместе позировать для снимков.

Я остановился и уставился на Джоша.

— Джентайл?!

— Знаешь, как этот старый дурак держит в секрете имена ораторов до последней минуты? Мне следовало заподозрить, что он устроит нечто подобное. Давай расскажем Люку и старику.

Мы поспешили, чтобы догнать Люка и сенатора до того, как они подойдут к лифту. Когда мы все рассказали, сенатор в гневе опустил руку.

— Вот старый интриган!