Люком и стариком. Они за сделку.

— Ты говорил с Люком и стариком, но ничего не сказал Келли?

— Сейчас настало время практических людей и жестких решений, Финн. Я не хочу, чтобы Келли переживал.

— А как же Абернети? Ради нас он рискует жизнью.

— Он мошенник. Он обычный политический оппортунист, который хочет уцепиться за наши фонды. Он мог обмануть Келли и Лейси, но не меня…

— Джош, это никогда не сработает. Никогда.

— Как бы не так! Маллади трясется за свои деньги. Когда Келли объявил слушания в Лоуренсе, он понял, что это начало конца. Он сказал, что много не даст, он взял много и готов оставить дело, но он также признал, что не может остановить копание.

— А Лоуренс? Что происходит там?

— Дела не так уж и плохи. Маллади приезжал, чтобы получить согласие на федеральную программу восстановления в 10000000 долларов. Сказал, что будет разбрасывать деньги, как пьяный матрос. До того как все кончится, там будет больше проектов и негров, распевающих Аллилуйю Барни Маллади, чем чеков на пособие в Гарлеме.

— Абернети никогда не успокоится. Как быть с заявлением, которое он обещал подготовить? Предположим, он передаст его журналистам? Или окружному прокурору?

— Газеты никогда его не напечатают, слишком уж клеветническим выглядит. И даже если окружной прокурор возьмется за дело, следственная работа займет месяцы. Ему надо будет послать туда секретных агентов, копаться в документах, посадить за работу целую армию бухгалтеров. Кроме того, от этого пахнет политикой.

— Вилли потребовалось немного времени, чтобы все разузнать.

— Вилли использовал подслушивание, он находил документы и свидетелей до того, как Барни отдавал приказ залечь. Он сказал мне, что в подвале Сити-Холла в Лоуренсе сожгли больше документов, чем нацисты в Берлине перед приходом русских.

— Но как же со всеми людьми, что рискуют головой и работой, присоединившись к Абернети? Ты слышал, что говорили о них Лейси и Келли. Ты же не можешь отшвырнуть их, Джош. Просто не можешь!

— Полагаю, это будет частью их образования в политике, — пожал плечами Джош. — Когда у тебя лишь несколько месяцев для избрания человека губернатором и создания из него кандидата в президенты, ты не можешь няньчиться с реформаторами-мечтателями. Когда в Лоуренс потекут федеральные средства, увидишь, как быстро они забудут свои идеалы,

— Очень бы я хотел, чтобы ты побывал с нами в Лоуренсе в ту ночь. Тогда бы ты понял, что такое Маллади.

— Послушай, я прекрасно знаю, кто он такой. Не надо мне об этом говорить. Я хочу только, чтоб его люди встали в ряд. Клик. Клик. Клик. Сладкие шоколадки от Бэттери до Сиракуз, и все обожают Келли Шеннона.

— Значит, ты не хочешь заполучить Макса?

— Он меня совершенно не волнует. Пусть выдвигают своего кандидата и полюбуются, как мы его задавим.

— Но на конвенте они будут угрозой.

— Черта с два! Они из кожи вон будут лезть, лишь бы запрыгнуть в вагон Келли Шеннона. Для любого политика, кем бы он ни был, демократом, республиканцем, гринбакером, федералистом или либералом, чертовски трудно лелеять свои принципы, когда мимо них идет парад.

— Может, не следует говорить об этом, но почему ты не сказал мне о встрече с Маллади?

— Потому что до сегодняшнего дня я не мог принять решение, Финн, — Он махнул на предоставленное нам Вилли досье. — Вот это все изменило.

— Но ты же сам сказал, это напоминает маккартистские слушания — наполовину правда, наполовину слухи…

— Большая часть, но не забывай, здесь есть значительная доля правды. Джентайл надавил на министра юстиции для снижения залога международному своднику, который удрал в Пекин! И кому какое дело до остального? Я верю Вилли в том, что это правда. Цитата министра юстиции США, эта дама, которую мы увидим в Голливуде — все это не может быть фальшивкой, Финн.

— Может, это и так. Но ты забыл еще кое-кого — Лейси.

На его лицо пала тень.

— О ней я никогда не забываю…

— И что ты намерен делать?

— Я должен пройти через это, — произнес он. Потом добавил: — Может, когда-нибудь она посмотрит моими глазами…

— Этого не будет, Джош. Ты только разобьешь ей сердце. Если она для тебя что-то значит, не заключай эту сделку.

— Я испытываю к ней более сильные чувства, чем ко всем другим женщинам, которых знал, — медленно произнес он. — И я сказал ей это.

Джош улыбнулся.

— Фактически я сказал ей в кафе, что она единственная женщина, которую я хочу взять в Северную Дакоту.

— И что она ответила?

— Она сидела, и по ее щекам катились крупные слезы, а до этого была такой сердитой, что я думал, она меня стукнет.

— И зная, что она к тебе испытывает, ты все же гнешь свое? Прошу тебя, Джош.

Он медленно вытащил рубашку из пакета.

— Мне очень жаль, Финн, — медленно произнес Джош. — Правда, жаль. Мне жалко дом Молли. Мне жалко этого несчастного вора, который надеется, что его канонизируют за предательство бывших партнеров ради избавления от приговора и женитьбы на пожилой женщине, которая большую часть жизни провела, полируя творения Веджвуда и Пола Ревера^{115}. Мне жаль Абернети, который надеется, что мы поможем ему возродить старые мечты стать политическим лидером своей расы.

Он наклонился и схватил меня за плечо.

— Но больше всего мне жаль, что я должен причинить боль тебе и Лейси.

Его голос окреп и зазвучал холодно и отчужденно:

— Но все сожаления в мире не изменят мое решение. Я верю, что у Келли Шеннона больше возможностей, чем у всех кандидатов страны вместе взятых, которых мы знаем, или которых мы помогли избрать. Если мне придется принести в жертву тебя, себя, Лейси или всех остальных, чтобы избрать этого человека, я сделаю это с радостью.

Он наклонился и добавил низким, свирепым голосом:

— И если мне придется заключить сделку с этим вором Барни Маллади, чтобы осуществить избрание, я сделаю это с радостью, даже если мне придется подписывать соглашение кровью!

И спаси нас Господь, он так и делал!