его насмерть, положить его в лодку и пусть себе плывет по течению с поднятыми веслами… Но он тут же отогнал эту мысль.

Однако Бартолин не видел никакой возможности выйти парню живым из этой передряги. Он уже потерял счет, сколько кругов сделал вороной по загону. Когда же Силас медленно и осторожно, подтягиваясь крошечными рывками, начал взбираться на спину лошади, барышник вовсе ошалел от изумления.

Увидев, что мальчику удалось вползти на спину лошади, он почувствовал неописуемое облегчение, но оно тут же сменилось гневом и горькой досадой: мальчишка сел на спину вороного, он ехал верхом! Паршивец, хитрый щенок, ленивый, нахальный негодяй, неужто он выманит у него лучшего коня? Что же, он так и заберет вороного? Ну уж нет. Ведь он не сказал, что умеет ездить верхом, это нечестная игра.

Жилы на лбу у Бартолина вздулись, а мальчик круг за кругом скакал на вороном. Морда у коня покрылась пеной. Силас уже полностью контролировал положение и постепенно стал снижать скорость, сначала заставив лошадь идти рысью, а потом остановиться перед разгневанным мрачным барышником.

— Вот видишь, я справился! — ликовал Силас. Лицо у него было перепачкано грязью, волосы прилипли ко лбу, но глаза сияли.

— Что же, теперь нужно загнать коня в конюшню, — сказал вдруг Бартолин.

— Да я сейчас оботру его насухо, — ответил Силас и соскользнул с усталого, мокрого от пота вороного.

— Не надо, — отрезал барышник.

— Так ведь он весь мокрый.

— Это уж моя забота. Открой ворота.

Радостная улыбка исчезла с лица мальчика, он открыл ворота и поплелся за Бартолином и лошадью в конюшню. Здесь барышник принялся яростно тереть черные блестящие бока вороного пучками соломы.

Силас молча глядел на него.

— Ты хочешь сказать, что все равно не отдашь мне его? — спросил он наконец.

Бартолин пробормотал что-то невнятно и, нагнувшись, стал тереть брюхо коня.

— ТЫ что тут стоишь и пялишься? — рявкнул он вдруг. — Ну прокатился ты, что с того? На вот отнеси уздечку. Так и быть, положу тебе какое-никакое жалованье, когда погляжу, на что ты годишься.

— Так дело не пойдет, — сказал Силас, не двигаясь с места.

— Разве я не нанял тебя в конюхи? — заорал Бартолин.

— Это мой конь, — серьезно ответил Силас. — Мы бились об заклад.

— Бились, черт тебя подери, — завопил Бартолин, — иди и делай, что я велю, а не то не возьму тебя в помощники.

— Я не буду конюхом, — ответил Силас. — Я просто хочу взять своего коня.

— Что-о-о?

— Да, я выиграл спор, — настаивал Силас, — ты сам это предложил. Ведь ты не верил, что я могу ездить верхом, правда же?

— Если не хочешь помогать мне в конюшне, убирайся подобру-поздорову. Ротозеи мне здесь не нужны.

— Я мог свернуть себе шею, — громко и отчетливо сказал Силас.

— Ну и что из этого? Так ведь не свернул.

— Да это не твоя заслуга.

Силас не собирался добровольно отказываться от коня.

— Я тебя не заставлял его объезжать.

— Ты сказал, что отдашь мне коня, если я смогу прокатиться.

— Заткнись! — вне себя заорал Бартолин.

— Так ведь это мой конь.

Барышник схватил метлу и обрушил ее на мальчика, но тот увернулся, и метла просвистела в воздухе. В ярости Бартолин изо всех сил швырнул метлу в Силаса.

Мальчик присел, и метла с такой силой грохнулась о деревянную стену, что лошади в стойлах нервно задергались. Без сомнения, барышник хотел попасть в Силаса. Мальчик улыбался, и Бартолина это разъярило еще сильнее. Видно, мальчишка находил в этом что-то забавное.

— Проваливай! — крикнул барышник скалившему зубы Силасу. — Проваливай из моего дома!

— А я думал, ты хочешь нанять меня в конюхи.

— Ни за что! Исчезни! Видеть тебя больше не хочу!

— А как же вороной?

Бартолин схватил прислоненные к стене вилы и размахнулся черенком, но Силас был готов к выпаду и не дожидался, когда его ударят. Одним прыжком он прыгнул на перекладину ближайшего стойла и ловко вскочил на спину стоявшей там лошади.

У Бартолина глаза чуть не выкатились из орбит.

— Ну, ударь, ударь! — смеялся Силас.

Бартолин перевернул вилы зубцами вперед и подошел ближе, глядя исподлобья.

Силас, смеясь, сделал ему нос.

— Спустись вниз, — прохрипел Бартолин, от ярости он почти потерял голос.

Силас в ответ только улыбался. Лошадь, на которой он стоял, была мощная, тяжелая, но ей вовсе не нравилось, что кто-то топтался у нее на спине. Она начала нервно дергаться туда-сюда и бить копытами о каменный пол.

— Спускайся, тебе говорят, — фехтуя вилами, продолжал кричать Бартолин, но теперь уже более внятно. — Я заколю тебя, если не спустишься.

— Сабли и вилы! — сказал Силас.

Бартолин бросился на него с вилами, но Силас без труда перемахнул в соседнее стойло. Он опять стоял, покачиваясь и пружиня, на спине другой лошади, которой это оказалось тоже не очень-то по нраву.

Бартолин кипел от бешенства. Но когда он снова попытался было достать Силаса вилами, тот перепрыгнул на третью лошадь, а первые две от испуга с грохотом били копытами.

— Сам видишь! — театрально воскликнул Силас, разводя руками.

Бартолин потряс вилами над головой.

Лошадь, на которой стоял Силас, все время пыталась его сбросить, и по лицу Бартолина было видно, как сильно он желал, чтобы так оно и случилось. Пусть бы этот мальчишка свалился под ноги лошади, пусть бы она размесила его в кашу…

Но уж теперь-то Силас вовсе не собирался дать себя затоптать. Ловко и легко скользил он от одной лошади к другой, а Бартолин, скрежеща зубами, преследовал его внизу. Блестящие, острые железные зубья были все время направлены на мальчика, но подойти близко, чтобы достать его, барышник никак не мог: очередная лошадь, испуганная оттого, что на ее спине что-то двигалось, лязгала зубами и била копытами.

Силас передвигался все дальше. Одна лошадь за другой пускались в бешеный галоп на месте, выбивая искры из-под копыт, и Бартолин никак не мог остановить этот грохочущий поток, разливавшийся вдоль всей конюшни. Рот его все время шевелился, и Силас был уверен, что барышник ругается и проклинает его, но слов было не разобрать. Человеческий голос не мог перекрыть грохот, который подняли животные.

Бегая внизу, Бартолин в отчаянье заламывал руки. Все его добрые кони разом взбесились, все его добрые кони сейчас разобьют сами себя в кровь, лягая деревянные перекладины, скача на месте, закатив глаза. В жизни с ним не случалось ничего подобного. Все его мольбы, рев и проклятия вперемешку с руганью были напрасны. Конюшня ходила ходуном, и ему казалось, будто он сам гибнет посреди адского грохота. И вся эта напасть из-за какого-то треклятого мальчишки, который решил, видно, погубить всех его животных. А вдруг они уже никогда больше не станут здоровыми лошадьми? Ведь он будет разорен…

Бартолин заскрипел зубами, чтобы не разреветься.

Поравнявшись с дырой в потолке, через которую Бартолин утром сталкивал вниз сено, Силас