— Не может быть!

— Да, эти трое — заговорщики, и это они совершили летом большую кражу со взломом, а теперь они приехали, чтобы… да, я думаю, они приехали, чтобы совершить новые кражи со взломом. Нет, я вообще-то не знаю, зачем они приехали, — растерянно сказал Нильс. — Но я знаю, что это — банда преступников.

Нильс и сам понимал, что слова его были бессвязны. Что он, по существу, знал? Что, ради всего святого, надо этим мошенникам в Уре, если деньги они украли еще летом? Но молодая девушка была необычайно смышленая и ни о чем не расспрашивала.

— Ужаснее этого я ничего в жизни не слышала. Хорошо, что ты пришел ко мне, теперь мы их схватим. — И, немного подумав, спросила: — Откуда ты об этом знаешь? Кто сказал тебе? Многим ли это известно?

Нильс хотел ответить, но внезапно передумал. Ему вдруг перестало нравиться ее лицо.

— Нет, — ответил он. — Никто об этом, кроме меня, не знает.

— Вот это хорошо, — сказала она. — Думаю, будет куда шикарней, если ты и я схватим их, не правда ли? Не понимаю только, как ты все это уразумел?

Нильса неожиданно осенило: чудно, что она, не моргнув глазом, приняла его объяснение. Сама же ничуть не усомнилась в его правоте, и это с самой первой минуты, хотя он-то не смог толком объяснить, почему он решил, что это именно они взорвали сейф!

— Я просто почувствовал это, — сказал он.

Во всяком случае, ему не хотелось рассказывать о тете Бетти и о полиции, которая уже выслеживала взломщиков.

— Мы должны быть крайне осторожны, — поразмыслив, веско произнесла она. — Они наверняка вернутся, и лучше тебе спрятаться здесь, в комнате. Можешь лечь под кровать. Я принесу тебе подушку, чтобы тебе удобно было лежать у самой стены, тогда они тебя не увидят. И ты сможешь их обмануть.

— Шикарная идея! — согласился с ней Нильс.

— Если они обнаружат тебя, ты только крикни мне, и я приду на помощь! — сказала она.

— Как тебя зовут? — спросил Нильс.

— Соня!

Ободряюще кивнув ему, она вышла и вскоре вернулась с подушкой, которую засунула под кровать. Нильс заполз следом и вытянулся во всю длину. Нагнувшись, Соня помахала ему рукой.

— Ты уверен, что никто больше не знает об этом? — спросила она. — Ты никому не говорил, ни одной живой душе?

— Я никому не говорил Об этом, кроме тебя, — сказал Нильс.

И это было правдой!

Он увидел, как ее ноги в туфлях на высоких каблуках прошли по полу, потом она выключила свет и закрыла дверь. Он услыхал, как в замочной скважине повернулся ключ.

«Это еще не самое плохое», — подумал Нильс.

Бетти стояла на перроне и кружилась вокруг самой себя, раздумывая куда бы пойти позвонить. Ей не хотелось идти в гостиницу следом за этими негодяями, чтобы они ее увидели. Она не хотела идти и в кафе, где телефон стоял на прилавке. Никто не должен был слышать, что она будет говорить. Можно было пойти на станцию, но ей ведь нужен междугородный телефон! Лучше всего пойти домой. Другого выхода не было. Если понадобится даже двенадцать-пятнадцать минут, все равно это не имеет никакого значения.

Тетя Бетти мелкими шажками бежала в гору. Надо еще подумать, куда обратиться? Позвонить ли ленсману в Уру или в бергенскую полицию? Лучше позвонить в Берген, там знают Йенсена и Хёгле с прежних времен. Они могут просмотреть свои картотеки, найти отпечатки пальцев и фотографии и все, чем они вообще пользуются, когда им надо схватить преступников. Тетя тяжело дышала; она почти бежала.

Бетти миновала уже не один поворот, оставалось еще два: рот тот, самый верхний у моста, последний — и она дома. Как ей лучше начать разговор, когда ее соединят по телефону с полицией? «С вами говорит преподаватель Бетти Ура, — скажет она не спеша. — Можете ли вы принять сообщение величайшей важности? Летом, двенадцатого августа, была совершена кража со взломом…» — Или же начать с сегодняшнего события? «Вечером на станции я узнала трех человек…»

Внезапно леденящее дыхание с гор стало единственным предостережением, которое она не успела осознать. Шум, грохот, что-то страшное, что-то холодное обрушилось на нее сверху, — снизу, со всех сторон! Позднее, когда спросили, что она почувствовала, она ответила, что не почувствовала ничего. Что-то несло ее вниз, что-то, чему невозможно было противостоять, — такое было у нее ощущение. Когда она опомнилась, что-то барабанило, что-то гремело, что-то стучало ей в уши. Она стала думать, что это был за звук. В этом непривычно громком и потому опасном звучании было вместе с тем что-то очень знакомое. Понадобилось время, чтобы она поняла: это ее собственное дыхание! Воздух врывался и вырывался из ее груди так, словно работала молотилка, а пульс бился часто и неровно.

Шевельнуться было почти невозможно. Она чувствовала, что тело ее согнуто, она понимала, что ее давит гнетущая тяжесть. Что-то лежало на ней сверху и прижимало к земле. То был снег! Снег, лежавший у нее на лице и на руках и под ее ладонями.

Она мысленно ощупала себя — руки, ноги. Нет, у нее ничего не болело. Ей очень хотелось смести хоть немного снег с лица, с глаз, и она попыталась это сделать, но удалось шевельнуть только одной рукой — другая была крепко прижата и ею невозможно было двинуть. Снег плотным панцирем облегал ее… Снег! Она лежала под снегом! Она была застигнута лавиной! Той самой лавиной, которую все ожидали. Лавина смела ее с дороги.

Сколько времени она так лежала? Сколько времени пройдет, пока ее найдут? И что с Нильсом? Сможет ли она выбраться одна, без посторонней помощи?

С большим трудом она переменила положение ног, ощутив при этом в одной ноге сильную боль. Надо попытаться определить, как она лежит; постепенно она поняла, что лежит наверняка вниз головой и вверх ногами. Тогда откапывать ее будут, начиная с сапог, а потом все ниже и ниже. Наверное, будет щекотно. Да и выглядеть все будет не очень красиво.

Откапывать? А кому известно, что на нее обрушилась лавина? Никому! Ни одна живая душа не видела, как она поднималась в гору, даже Нильс! Сестра с мужем начнут искать ее только на следующей неделе. А Нильс, что с Нильсом?!

«Мне необходимо встать!» — приказала себе тетя Бетти и попыталась подняться, но снег лежал на ней всей своей тяжестью, пульс стучал в ушах, дыхание было таким громким, что пугало ее.

Она услыхала далекие голоса, кто-то кричал, но снег так плотно прилегал к ее губам, что она не могла выдавить ни звука.

Нет, кто-то все-таки наверняка видел, видел, как на нее обрушилась лавина. И тут она потеряла сознание. Порой она приходила в себя, и ей казалось, что прошли недели. Время исчезло, его нельзя было измерить ни минутами, ни часами.

«К Пасхе, во всяком случае, я встану на ноги», — сказала самой себе тетя Бетти.

— Нынче вечером по-настоящему опасно, — сказал отец, глянув вниз на фьорд. — При таком обилии снега и такой мягкой погоде повсюду начнутся лавины.

— Хоть бы Нильс скорее вернулся, — вздохнула мама.

Стоя у плиты, она жарила котлеты и время от времени вытирала глаза, слезившиеся от лука.

— Поезд прошел, и Нильс уже где-нибудь поблизости, — успокоил ее отец. — Кто-то поднимается там внизу у поворота, я думаю — это Нильс! Ты… ты!

Отец так и застыл на месте с полуоткрытым ртом. Он услышал шум. Слишком хорошо знакомый шум, который все возрастал и набирал силу. Мама подбежала к отцу. Они стояли у окна бок о бок, глядя, как воздух наполняется белой пылью, белым дымком, с грохотом рассеивающимся во все стороны, между тем как снежные массы стремительно неслись, все увеличиваясь в размерах, вниз. Отец выскочил прямо в снежную метель, мама выбежала следом. Никого на дороге не было, да и самой дороги не было, все слилось в сплошной крутой горный склон, покрытый снегом от гребня до самого подножия, до реки. В дверях домов, расположенных ниже того места, где обрушилась лавина, появлялись люди и, подняв голову вверх, кричали. Отец приставил руки рупором к губам.

— Нильс там? — крикнул он вниз, в долину.