Сами же мамонты и другие представители мегафауны были очень крупными животными и их добыча приносила сразу много мяса.

Сухость климата позволяла летом эффектно применять огненные загоны. Тем более, что ветра в приледниковье были весьма сильными, и масштаб палов мог быть очень большим.

Не представляло проблемы нахождение мест для ловушек. Относительно ровные водоразделы пересекались резко выраженными долинами ледниковых рек.

Скажем больше, что в некотором роде условия южных окраин приледниковья были для загонных огненных охот даже более удобными, нежели условия Африки. Единственным существенным минусом было наличие долгой зимы, когда огненная охота была невозможна.

На снегу, даже очень неглубоком, огненный загон не устроишь.

В данной ситуации предок человека столкнулся с принципиально новыми проблемами.

До выхода в приледниковье миграции вслед за огненным валом имели хаотический характер. Видимость целенаправленного движения на север была обманчивой. Просто те, кто двигался на север, имели перед собой новые земли для загонной охоты. А те, кто двигался в другие стороны, имели либо уже выжженную землю, либо естественные преграды, самой большой из которых был океан, т. е. попадали в тупик и сходили с исторической сцены.

Придя в приледниковье, человек не мог вернуться назад. Ему оставалось либо погибнуть, либо приспособиться к новым условиям. Приспособление шло по двум направлениям.

Первое состояло в том, что человек начал осваивать альтернативные источники питания и альтернативные методы добычи этого питания. При этом не надо утверждать, что это было земледелие. Земледелие в приледниковье было невозможно в принципе.

Невозможно оно при отсутствии железного плуга и тяглового скота и на внешних окраинах приледниковья. Это следует из элементарных эколого-энергетических расчётов. И иные коллеги из цеха национальных идеологов, утверждающие о «великих земледельческих цивилизациях» в те времена в этих местах, демонстрируют просто свою элементарную безграмотность.

Мы рекомендуем им попробовать заняться земледелием севернее Якутска, не имея металлических орудий.

Наиболее вероятной альтернативой загонной огненной охоты стало рыболовство в мелких реках, изобилующих отличной рыбой (ещё в раннем Средневековье стерлядью были полны малые реки на территории современной Москвы – Чертановка и Котловка). Кроме того, могла иметь место и охота на более мелких, по сравнению с мамонтами, животных.

Уже не с помощью огненных загонов, а с помощью лука, например. Напомним, кстати, что вполне возможно изначально, при наличии обильной добычи от загонной охоты на крупных животных, лук был неким «баловством», и такая охота носила характер развлечения. Мы уже писали об этом выше.

И всё-таки, не в природе человека отказываться от лёгкой добычи, пока она есть. Загонная охота оставалась самым результативным способом добычи пищи по критерию «затраты – эффективность». И эта охота продолжалась в летние месяцы. Не могла не продолжаться.

Характерно, что в условиях приледниковья огненная охота просто не могла уничтожить экосистемы, как, например, в Сахаре. Ибо могла вестись только ограниченное время в году. Более того, пожары в некоторых ситуациях только улучшали качество и продуктивность экосистем тундро-лесостепи. Как это происходит сейчас, например, в лесотундре на месте антропогенных палов.

Кстати, именно поэтому охота в непосредственных окрестностях газопроводов гораздо богаче, чем в окружающей тундре. Частые пожары выжигают малопродуктивные мхи, на месте которых развивается травянистая растительность, которая привлекает массу птиц.

Однако там, где летом можно весьма неплохо охотиться с помощью огненного вала, зимой жить нельзя. Слишком холодно. Итак, оптимально для нашего предка было охотиться летом в одних местах, а зимой жить в других. Но для этого надо совершать целенаправленные циклические миграции.

И это было новым моментом в поведении огненных охотников, которые ранее беззаботно шли за огненным валом. И это было вторым механизмом приспособления к новым условиям жизни.

Характерно, что в достаточной близости от ледника древние стоянки человека имеют поначалу временный характер. И лишь потом, в постледниковое время, функционируют как постоянные.

Мы ещё не раз упомянем эту новую черту в поведении человека в приледниковье – целенаправленные циклические миграции. Здесь лишь заметим, что эта черта в поведении сыграла в формировании современного человека гораздо более значительную роль, чем пресловутое использование лука.

Кстати, именно такой характер миграций создал предпосылки к будущей оседлости. Ведь при циклических и целенаправленных миграциях выгодно иметь некую «центральную базу», которая станет со временем жилищем былого «вольного гуляки», беззаботно прошедшего за огненным валом с юга Африки до причерноморских степей.

В этом месте стоит сделать паузу в описании судьбы нашего предка. Остановим взгляд на пришедшем в приледниковье человеке. За его спиной ещё дымятся пожарища в субтропиках. Никто ему пока не «наступает на пятки». К сложным, но, как оказалось, довольно сносным, а в чём-то даже весьма благоприятным условиям на южной окраине приледниковья он приспособился.

Рассмотрим, какие качества он должен был при этом приобрести.

Во-первых, он должен был научиться считать. Или, во всяком случае, как-то оценивать время. Это в тропиках можно особо не заботиться о резервах и запасах. Но в условиях резкой смены режимов жизнеобеспечения, когда наиболее результативная загонная охота возможна только летом, создание «стратегических» запасов просто необходимо. И, заметим, не только необходимо, но и возможно. В условиях зимнего гарантированного большого холода никакие искусственные «холодильники» не нужны. Кроме того, вечная мерзлота под ногами тоже позволяет в любой яме иметь своеобразный холодильник.

Так что в приледниковье, и только в приледниковье, могла впервые в истории развития человека возникнуть «культура запасов».