солдаты во главе с доном Микелетто Кореллой.
– Мы пришли охранять Его Святейшество, – сказал Корелла.
Затем он повернулся к кардиналу-казначею и протянул вперед руку.
– Дайте мне ключи от папских подвалов.
– По чьему приказу? – нахмурился кардинал.
– По приказу герцога Романского.
В комнате наступила тишина. Папа больше не мог распоряжаться делами Ватикана. Сын Александра, этот тиран Чезаре, лежал при смерти. Людьми, которых потревожил Корелла, владела одна и та же мысль: кончилось кровавое правление семьи Борджа.
– Я не могу дать вам ключи, – ответил кардинал-казначей.
Корелла обнажил кинжал и приставил лезвие к горлу кардинала. Тот возвел глаза к потолку. Корелла засмеялся.
– Мой хозяин поправляется с каждым днем, – сказал он. – Дайте ключи, Ваше Высокопреосвященство, а не то отправитесь на небо вслед за Его Святейшеством.
Кардинал разжал пальцы, и ключи со звоном упали на пол. Корелла подобрал их. Затем направился к дверям, чтобы перепрятать сокровища Александра, пока толпа не ворвалась в Ватикан.
Чезаре лежал в постели и проклинал свою беспомощность.
Он знал, что слуги уже разграбили апартаменты его отца. Корелла успел перепрятать большую часть сокровищ, но кое-что досталось горожанам.
Во всем Риме не умолкали крики:
– Папа умер! Конец семье Борджа!
Бывшие синьоры городов, вошедших в герцогство Романья, посылали гонцов в Ватикан.
Чезаре не умер, но сейчас не смог бы даже защитить себя – сейчас, когда сила и здоровье были так нужны ему. Рим ждали большие перемены. Итальянцы готовились свергнуть тиранию Пасущегося Быка.
Чезаре стонал и думал о будущем.
– О мой отец, – шептал он, – вы оставили нас одинокими и беззащитными. Что мы будем делать без вас?
Будь он здоров, он бы ничего не боялся. Он привел бы в Рим свою армию. Тогда бы все увидели, что на место одного великана Борджа встал другой. Все трепетали бы перед ним. Но сейчас он мог только скрежетать зубами и проклинать свое бессилие.
В Меделане стояла чудесная погода; за весь август не выдалось ни одного дождливого дня.
Адриана и несколько служанок помогали Лукреции одеваться, когда вбежал карлик и радостно прокричал, что на виллу прибыл почетный гость – не кто иной, как сам кардинал Ипполит.
Лукреция вздохнула. Если Ипполит пожелает остаться, это не сможет не сказаться на интимной близости Меделаны и Остеллато, где сейчас работает Пьетро Бембо.
– Нужно предупредить Пьетро, – сказала Адриана.
– Не спешите. Может быть, мой деверь просто проезжал мимо и решил заглянуть.
– Будем надеяться, что Альфонсо не послал его шпионить за вами.
– Ладно, сейчас все узнаем, – сказала Лукреция. – Где мой головной убор? Пойду встречу его.
Но Ипполит уже стоял в дверях. Он не улыбался, и по выражению его лица Лукреция поняла, что произошло что-то ужасное.
– Ипполит! – воскликнула она и подбежала к нему. Обычных церемоний не последовало – он положил руки ей на плечи и внимательно посмотрел в глаза.
– Сестра моя, – запинаясь, произнес он, – я… у меня плохие новости.
– Альфонсо?.. – начала она. Он покачал головой.
– Умер ваш отец.
Она онемела от ужаса. Неужели это правда? Но как мог умереть человек, который всегда казался ей самым живым из всех живущих на земле людей? Она не верила – у нее не хватало духу смириться с этой бедой.
Ипполит взял ее за талию и подвел к креслу.
– Сядьте, – сказал он. Она подчинилась.
– Увы, – соболезнующим тоном продолжил он, – ваш отец был отнюдь не молодым человеком. Лукреция, дорогая моя, я понимаю, как велико ваше горе, но когда-нибудь это должно было случиться.
Она молчала. У нее такой вид, будто она впала в какое-то сонное оцепенение. Ее рассудок отказывался признавать то, что сказал Ипполит.
Он почувствовал, что должен продолжать говорить. Молчание терзало ее больше, чем любые слова.
– Он был в полном здравии, – продолжил он, – и ничто не предвещало его кончину. Все началось после того, как его и вашего брата пригласили на ужин, который давал кардинал Корнето. Это было десятого августа. Через два дня ему стало плохо. Он отчаянно боролся за свою жизнь и умер только под вечер восемнадцатого. Я помчался к вам, как только пришло сообщение о его смерти. Ах, Лукреция, я знаю, как вы
