видел ничего странного. Король Франции уже намекнул, что не станет препятствовать расторжению его брака. Феррару вынудили принять Лукрецию Борджа как невесту, но никто их не заставляет удерживать ее – так писал Луи.
Ему стало жалко ее.
– Не бойся, – сказал он. – Расторжения брака не будет. Намеки короля Франции для нас не имеют большого значения.
– Какие намеки? – спросила она.
– Ты и в самом деле ничего не знаешь? Тебе безразлично, что происходит за пределами Меделаны?
– Я не слышала никаких новостей с тех пор, как сюда приезжал Ипполит.
Он рассказал о враждебности французов по отношению к ее семье.
– Но тебе нечего бояться, – повторил Альфонсо. – В случае расторжения брака нам пришлось бы вернуть приданое, а на такой шаг мой отец никогда не решится.
Он засмеялся – представил лицо Эркюля, расстающегося со своими бесценными дукатами. Затем обнял Лукрецию за талию и попытался пробудить в ней большее внимание к визиту ее супруга. Она воскликнула:
– Король Франции не посмеет так обращаться со мной!.. Мой отец умер, но у меня еще есть брат!
– Ах да, твой брат, – насмешливо повторил Альфонсо. Она резко повернулась к нему. В ее глазах мелькнул ужас.
– Чезаре! – закричала она. – Что с Чезаре?
– Ему не повезло – в такое время нельзя было оставаться прикованным к постели. Он лежал при смерти и ничего не мог поделать, а толпы народа грабили апартаменты и подвалы его отца… Впрочем, кое-что ему, видимо, удалось спасти.
– Где он сейчас? – с трудом выдавила Лукреция.
– Нашел приют в замке Сант-Анджело.
– А дети?
– Вместе с ним. Твой Родриго и Романский младенец. – Альфонсо хохотнул. – Да не убивайся ты так! С ним его дамы. Там уже побывали и Санча Арагонская, и Доротея – та девушка, которую он похитил. Удивляюсь, как пришелся он ей по душе.
– Мой брат… в тюрьме!
– В тюрьме. Где же еще ему быть? Он покорил множество богатых городов – Италия трепетала, пресмыкалась перед ним. Всюду расхаживал с таким важным видом, да? Но вся его сила заключалась в папских знаменах – и вдруг… он оказался слабым и больным, а Папа уже не смог защитить его.
Лукреция схватила своего супруга за локоть и в отчаянии затрясла его.
– Ну, расскажи же мне все… все! – взмолилась она. – Прошу тебя, не держи меня в неведении!
– Король Франции больше не поддерживает твоего брата. Против него восстали почти все бывшие синьоры городов, вошедших в состав герцогства Романья. Да и почему бы им в такое время не получить назад свои владения? Даже твой первый супруг, даже Джованни Сфорца, – и тот уже вернулся к себе в Пезаро.
Лукреция отпустила его локоть и отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица.
– Пресвятая Богородица, – прошептала она, – я не вижу ничего кроме собственного горя, а Чезаре в беде, Чезаре в опасности.
Так грубая откровенность Альфонсо сделала то, что не удалось ни соболезнованиям Ипполита, ни сочувствию Пьетро, – заставила ее забыть о горе, вызванном смертью отца. Перемена в ее настроении была вызвана страхом за жизнь брата.
Кардинал Юлиан делла Ровере, давний недоброжелатель семьи Борджа, был поглощен предстоявшими выборами на папское кресло.
Он слыл человеком проницательным и коварным – и, пожалуй, относился к тому же типу людей, что и сам Александр. Они оба родились в бедности; тот и другой были племянниками двоих могущественных отцов католической церкви. Папа Сикст Четвертый помогал молодому Юлиану делла Ровере не меньше, чем Каликст Третий – юному Родриго Борджа. И каждый из этих племянников еще на заре карьеры решил, что однажды оденет мантию своего дяди.
Время конклава тяготило любого кардинала. В напряжении пребывали все – даже те, кто не мог претендовать на место Папы, – поскольку решался вопрос, друг или враг будет править в Ватикане.
Чезаре, ослабленный болезнью и лишившийся половины своего королевства, все еще обладал огромной властью в Священной Коллегии. Дело в том, что Александр, как и всякий его предшественник, широко практиковал политику непотизма, и теперь в Ватикане было несколько влиятельных кардиналов Борджа, которые прекрасно сознавали свою связь с семьей и проголосовали бы за человека, выбранного их родственником Чезаре.
Делла Ровере приехал в Рим и навестил его.
Кардинал ничем не выдал ликования, охватившего его при виде истощенности и болезненного выражения лица Чезаре. В душе он ненавидел всех Борджа. Александр был его более удачливым соперником, и свою ненависть к бывшему Папе он решил выместить на его сыне.
– Мой господин, – вкрадчиво начал делла Ровере, – вы плохо выглядите. Едва ли вам стоит оставаться в Риме – вашему здоровью нужен свежий деревенский воздух.
– Спасибо за приглашение, – буркнул Чезаре. – Раз уж вы приехали сюда, то я могу заключить, что сейчас не время для загородных прогулок.