будь опасной, ждет взаимности.
Гуляя с ней по саду, он намекал, что приедет еще повидать ее, и притом один.
Генрих горячо целовал руки Габриэль, хотел поцеловать ее в губы, но если он полагал, что, поскольку у нее уже были любовники, она легко уступит ему, то ошибался. Она становилась любовницей тех, с кем ее мать заключала сделку, а по любви сошлась только с двумя. Одним был Бельгард, другим Лонгвиль; оба они обожали ее, и она не могла решить, кого из них любит больше. Оба обладали изысканными манерами, белье у них бывало надушено, кожа пахла свежестью, оба одевались изящно. Правда, король являлся более сильной личностью, но этого следовало ожидать.
Перед собой Габриэль не кривила сердцем. Король ей не нравится, и она очень любит Бельгарда; Лонгвиля любит тоже, и не будь ее натура такой страстной, с радостью любила бы одного из этих людей до конца жизни.
— Вы счастливы, живя в этом замке вместе с сестрами? — спросил ее Генрих.
Габриэль ответила, что да.
— Нехорошо укрывать здесь такую красоту.
— Красоту мою, — ответила она, — часто видят те, кто ее ценит.
— Значит, у вас уже есть любовник?
Габриэль широко раскрыла свои голубые глаза.
— Неужели месье Бельгард не сказал вашему величеству, что мы хотим пожениться? Отец одобряет мой выбор, и я не вижу, что может помешать нашему браку.
— Зато вижу я, — сказал король.
— Что ваше величество имеет в виду?
— Бельгард хороший человек, но для вас, моя очаровательная Габриэль, он недостаточно хорош.
— На мой взгляд, хорош вполне, — ответила она. И с достоинством, которое трудно было не заметить, направилась к замку. Генрих пришел в замешательство. Его внимание не внушает этой девушке благоговейного трепета, и на робкую девственницу она не похожа. Он был обеспокоен, но не подавлен; за нее придется побороться. Ну что ж, это он умеет; после борьбы победа будет слаще — как и тогда, когда он сможет назвать Париж своим городом, то станет любить его больше тех, что достались ему с легкостью.
На обратном пути король сказал Бельгарду:
— Ты прав, Сухой листок. Габриэль д'Эстре — самая прекрасная женщина во Франции. Она достойна любви короля.
В сердце Бельгарда закрался холодный страх, но при взгляде на едущего рядом и воспоминании о своем отражении в зеркале он воспрянул духом. Ему тридцать — королю тридцать восемь; он красив и элегантен; о короле этого не скажешь. Габриэль уже влюблена в него и, в отличие от своей матери, непродажна. Бельгард решил, что для Габриэль он более подходит, чем король Франции.
— Сир, она достойна самого лучшего в этой стране, однако предпочтение отдает тому, кому отдано ее сердце.
— В следующий раз, а он будет скоро, я поеду в Кэвр один.
Бельгард не ответил.
— Улыбаешься, Сухой листок. Думаешь, не смогу отбить ее у тебя?
— Сир, я хорошо знаю Габриэль. Она решит сама.
В замке Диана испытывала желание задать трепку сестре, не понявшей значительности происшедшего.
— Он готов немедленно сделать тебя своей любовницей, а ты сидишь с кислой миной.
— У меня есть любовник.
— Два, если на то пошло, — возразила Диана, — потому что ты не верна Бельгарду.
— Верна, когда он рядом.
Диана рассмеялась.
— И Лонгвилю, когда он рядом. Ты просто образец верности, сестрица. Будет тебе. Это король Франции.
— Он не нравится мне.
— Не нравится! Ей не нравится король! Ты в своем уме?
— Мне неприятен мужчина, который не любит мыться. Значит, я лишилась разума?
Диана разразилась чуть ли не истеричным хохотом.
— Дурочка! Если король Франции не любит мыться, значит, это модно.
— Я ни за что не приму эту моду.
— Знаешь, постарайся изменить к нему отношение. Я видела решительность в его глазах, а он, как известно, умеет добиться, чего хочет.
— Женщины не королевства.
— Разумеется. Их легче заполучить. Вот увидишь, ты станешь его любовницей меньше чем за неделю.
— Нет.
— Дурочка! Неужели отвергнешь такую возможность ради своих надушенных франтов?
— Я не вижу тут замечательной возможности.
— Будь здесь наша мать…
— Ее нет, и как нам жить, теперь мы решаем сами.
— Только не бросай королю вызов, сестричка. Вот увидишь.
Генрих не смог продолжать добиваться Габриэль, как собирался. Лига начала наступление, и ему пришлось с головой погрузиться в военные дела. Но о девушке он не забывал, постарался, чтобы Бельгард был полностью занят при войсках и не имел возможности навестить свою любовницу.
Со временем театр военных действий передвинулся в Пикардию, и Генрих внезапно осознал, что находится в нескольких милях от Кэвра. Однако, чтобы попасть в замок, требовалось проехать по территории, находящейся в руках Лиги, а для него это означало почти неминуемый плен.
Все же ему очень хотелось повидать Габриэль, о которой он постоянно думал, и произвести на нее хорошее впечатление, поэтому Генрих разработал план, как увидеться с ней.
Сгущались сумерки. Расчесывая волосы при свете свечей, Габриэль размышляла, кого из своих двух любовников любит больше. Рано или поздно это надо было выбрать, и ей казалось, что она пришла к решению. Бельгард наверняка любит ее глубже, нежнее. Лонгвиль замечательный любовник, она будет скучать по нему. Но выбор надо остановить на Бельгарде.
Раздался стук в дверь, в спальню вошла одна из кухонных служанок. Вид у нее был взволнованный, и Габриэль испуганно подскочила. Когда вблизи стоят войска, может произойти всякое.
— Мадемуазель, на кухне какой-то грубиян. Вломился, говорит, что у него есть какое-то сообщение для вас и только для вас.
— Грубиян?.. — переспросила Габриэль.
— Да, мадемуазель. Крестьянин. Очень грязный, с вязанкой соломы на голове.
— Но что ему может быть от меня нужно?
— Не знаю, мадемуазель. Я не пускала его, но он ворвался. Вел себя заносчиво, и я почему-то повиновалась ему. Боюсь я его, мадемуазель…
Габриэль прошла мимо служанки и тихо спустилась. Заглянула в приоткрытую кухонную дверь, увидела очень грязного, неряшливого мужчину. Отвернулась и хотела было позвать на помощь, но тут дверь распахнулась, и ее ухватила сильная рука.
Девушка намеревалась закричать, но мужчина сказал:
— Габриэль, это я. Не бойся. Мне надо было тебя увидеть.
Она уставилась на него и с трудом узнала в этом грязном крестьянине короля Франции.
Он втащил ее в кухню.
