молодых людей, принадлежащих к баэнда пе-зи, составляют несколько ниток грубых бус, немного полированной железной проволоки на руках, пара небольших щипцов, чтобы брать горящий уголь, и неизменная трубка. Все их другие способности казались достаточно развитыми; но поскольку ни насмешки, ни шутки не могли пробудить у них чувство стыда, следует предположить, что это может сделать только одежда. В миссию в Колобенге брали иногда девочек восьми—десяти лет, которые ходили почти голыми. Их одевали и поручали им уход за детьми. Через две недели они поспешно прикрывали грудь, даже если кто- нибудь просто проходил через комнату, где они спали. Что касается зулусов, то чем меньше на них надето, тем больший стыд они испытывают, если случайно обнажится прикрытая часть тела.
На более низком берегу Замбези в течение зимних месяцев выращивается в громадном количестве табак, и здешнее население является, возможно, наиболее завзятыми курильщиками в мире. Они редко выпускают трубку изо рта и при этом являются чрезвычайно вежливыми курильщиками. Приходя к нам с дарами, они, хотя мы находились в их собственной стране, всегда спрашивали нашего разрешения, прежде чем зажечь трубку. Конечно, у нас никогда не было возражений против этого. Они считают, что изобрели усовершенствованный метод курения: описание его может заинтересовать наших отечественных курильщиков. Они затягиваются, выпускают большой клуб дыма, а потом, путем внезапного вдыхания, ухитряются поймать и проглотить то, что, по их словам, является существом, истинным духом табака и при обычном способе курения совершенно теряется. Табак батока славится здесь своей крепостью; действительно, он и очень крепок, и очень дешев: за несколько ниток бус можно купить столько, что благоразумному человеку этого хватит на полгода. Из-за своей крепости он вызывал головные боли у единственного среди нас курильщика; но именно это качество заставляет туземцев приходить за ним издалека.
У народов, живущих выше Карибы, никогда не бывали чужестранцы. Когда мы спросили вождя Кобы, не существует ли предания, рассказывающего о посещении страны чужеземцами, он ответил: «Никакого; все наши умершие отцы никогда не рассказывали нам, чтобы им пришлось видеть таких людей, как вы. Я в восторге, что вижу то, чего они никогда не видели». Другие, намекая на привычку стариков рассказывать чудеса, говорили: «Вот мы-то и есть старики; увидев вас, мы увидели более странные вещи, чем видел кто бы то ни было из наших предков». Единственная легенда о посещении страны белыми людьми рассказывает, что Симоэнс поднялся до Саньяти у ущелья Кариба. Судя по тому, что нам рассказывало местное население, и по тому, что сказал нам спутник этого разбойника, это был такой же грабительский налет, как тот, который совершил Секваша. Как буры и другие известные нам лица, этот человек, стараясь представить свои победы в наилучшем свете, сказал нам, что народом, подвергшимся их нападению, были матабеле. Когда ему сказали, что это были бауэ, одно из племен батока, он ответил: «Ну а мы думали, что это матабеле (ландейцы), так как они были голыми». Набрав много слоновой кости и забрав много невольников при помощи своих людей, вооруженных огнестрельным оружием, которого местное население до того никогда не видало, Симоэнс, в конце концов, потерял всю свою добычу и жизнь благодаря заговору вождей под руководством Чисаки. Это произошло у ручья Зингеси, недалеко от Мпенде.
Однако после того как здесь побывали мы, партия рабов, принадлежавших двум португальцам, местным уроженцам, которые убили вождя Мпангуэ и завладели его землями в Зумбо, последовала за нами и явилась сюда. Объявив себя нашими «детьми», они закупили здесь у бауэ много слоновой кости, уплачивая по нескольку грубых бус за бивень. Они также купили десять больших новых каноэ, за которые платили или шесть ниток красных или белых бус, или две морские сажени серого коленкора. По такой же дешевой цене купили они и несколько хорошеньких девушек.
Уже задолго до того мы были уверены, что лиссабонское правительство было повинно в двурушничестве, – возможно ненамеренном. Как мы уже говорили, всем местным должностным лицам были посланы из Португалии инструкции, предлагавшие оказывать нам всю возможную помощь, но их следовало понимать с большими ограничениями. Из того, что мы видели, было ясно, что наравне с этими официальными инструкциями были получены и другие – препятствовать нам. Возможно, что этими конфиденциальными инструкциями предлагалось только следить за нами. Однако там, где все, от губернатора до высланного солдата, являются заядлыми работорговцами, такой приказ мог означать только одно, а именно: «Смотрите, чтобы ваша работорговля шла за ними по пятам – и как можно ближе к ним». Теперь мы были так убеждены, что, открывая страны, через которые до сих пор не проходил ни один португалец, мы становились невольным орудием работорговли, что если бы не обязательство вернуться с макололо к ним на родину, мы оставили бы Замбези и отправились бы к Ровуме или в какой-нибудь другой пункт, который мог бы служить воротами внутрь страны. С тяжелым горем видели мы, что добро, которое могли мы сделать, превращалось в зло.
Позднее мы узнали, что, как только возник вопрос о нашем путешествии к Ровуме, генерал-губернатор д'Альмейда поспешил в Занзибар и старался уговорить султана сделать эту реку границей между его и португальскими владениями. К счастью, этот его демарш, в результате инструкций, данных после того как была получена наша информация в письмах, зачитанных на собраниях Географического общества в Лондоне, потерпел неудачу благодаря усилиям полковника Рэгби. Генерал-губернатору пришлось удовлетвориться мысом Дельгадо как северным пределом португальских владений.
Укрепляющие ветерки, дующие на высотах, где живет племя батока, располагали нас слушать с удовольствием пение птиц. Возможно, из-за того, что здесь холоднее, в их щебетанье можно различить больше нот, чем у африканских птиц в других местах. Хорошенькая черная маленькая птичка, с черными плечами, – вероятно, ткач, но мы ее не видели больше нигде, – сидела на самых верхних ветках гигантского дерева, распевая так, как будто ее радовало появление человеческих лиц в покинутых деревнях. Она перелетала с ветки на ветку и пела на лету, хотя и не поднималась так высоко в воздух, как жаворонок. Эта птичка переносит мороз и была бы интересным приобретением для любителя птиц или Общества акклиматизации. К человеку привязана не только медовая кукушка. «Райскую вдовушку» и водяную трясогузку туземцы считают священными птицами, и поэтому последние спокойно приближаются к человеку. Если бы у нас в Англии мальчишки не преследовали так маленьких птиц, они были бы более привязаны к человеку.
Сэабензо, вождь, которого мы встретили на ручье Тьотьо, провожал нас некоторое время по волнистой высокогорной равнине. Так как и ему, и нам было нужно мясо, мы убили слона. На убийство слонов нельзя смотреть без сожаления, и его можно оправдать только в том случае, когда людям действительно нужно мясо или они охотятся за слоновой костью. Мы боимся, что этим благородным животным, которые могут быть так полезны человеку, если их приручить, суждено исчезнуть в недалеком будущем с лица земли. Однако в возбуждении охоты и это, и многое другое было забыто, и мы принимали в нападении на слона такое же деятельное участие, как те, кто думал только о его жирном и сочном мясе.
В работах Гарриса и Гордона Кэмминга содержатся такие полные и отвратительные подробности о поголовном истреблении диких животных, что удивляешься, если видишь посвященную Африке книгу, которая не является хотя бы слабым подражанием сказкам этих великих охотников. В некоторых они рассказывают о спасении в положениях, которые, при нашем знакомстве с характером этих животных, совершенно невозможны, – даже во сне; в других – о подвигах, заставляющих сделать заключение, что число «прирожденных мясников» среди населения так же велико, как процент содержателей трактиров в Глазго.
Количество слоновой кости, появляющееся ежегодно на рынке, свидетельствует, что в год убивают около 30 000 слонов. Судя по большой величине ушей слонов, изображенных на древних римских монетах, весьма вероятно, что слоны, которыми пользовался этот народ, были африканского, а не азиатского происхождения. Значит, негры Центральной Африки умели их приручать. Это наиболее вероятная гипотеза, тем более что нет никаких сведений о приручении этих животных древними европейцами. Со времен Рима и Карфагена африканского слона никогда не приручали, хотя и считают, что он гораздо умнее азиатского.
Мы встретили небольшое стадо слоних с детенышами поблизости от пояса редкого леса около Мотунты. В тело ближайшей было всажено три заряда, в том числе один Джэко-ба; детеныш бросился было на нас, но потом, видя такое множество врагов, остановился и убежал с другими. Стадо останавливалось два раза, поджидая раненое животное, которое не могло за ним угнаться. Слониху предоставили ее судьбе только тогда, когда этого настоятельно потребовал инстинкт самосохранения. Это заставило нас предположить, что, возможно, она была маткой стада. Она пробежала полторы мили, потом остановилась, прислонившись к дереву. Несколько наших людей подошли к ней и выстрелили в нее залпом. Она сделала несколько шагов,
