могли бы приготовить его сами и, видя, что скот от него выздоравливает, вспомнить о нем и послать ему подарок.
Наши люди везде рассказывали, что мы хотим, чтобы племена жили в мире, и что мы употребим свое влияние с целью заставить Секелету не допускать взаимных набегов батока, подвластных Мошоботуане, и младших вождей макололо: их районы уже достаточно пострадали; увещания же своего соплеменника Мошоботуане вызывали всегда один и тот же ответ: «Макололо вручили мне копье; так почему же мне его не использовать». Действительно, именно он, благодаря своей замечательной быстроходности, вел макололо, когда они впервые завоевывали страну.
В качестве миротворцев мы пользовались везде широким гостеприимством; от Кафуэ до водопада никому из нас не пришлось быть голодным. Туземцы посылали нам, когда мы располагались на ночлег, щедрые подарки, состоявшие из мельчайшей белой муки, чтобы мы могли приготовить из нее более вкусное кушанье, жирных каплунов, а также большие кувшины пива, «чтобы веселить наши сердца», тыквы, бобы и табак, «чтобы нам не пришлось спать ни будучи голодными, ни испытывая жажду».
На пути от Кафуэ до Зангуэ мы часто проходили за день мимо нескольких деревень. А вечером из деревень, где мы не могли остановиться на ночлег, являлись делегации с богатыми дарами в виде всякого продовольствия. Их огорчило бы, если бы чужестранцы прошли мимо, не воспользовавшись их гостеприимством. Нас часто окликали из хижин и просили остановиться и выпить немножко пива, которое быстро нам выносилось. Наше продвижение походило на триумфальный марш. Мы входили в деревни и выходили из них под звуки приветствий их жителей: мужчины рукоплескали, а женщины улюлюкали; это сопровождалось пронзительными криками: «Да снизойдет на вас сон» или «Мир!» Когда мы однажды проходили через одно селение, наш проводник спросил: «Почему вы не рукоплещете и не приветствуете тех, кто хочет принести мир нашей земле?» Когда мы останавливались на ночь, нередко местные жители по собственной инициативе устраивали наш лагерь: одни быстро выравнивали мотыгами почву для наших постелей, другие приносили сухую траву и аккуратно ее раскладывали, третьи быстро строили при помощи своих маленьких топоров изгородь из кустарника для защиты от ветра. Если же оказывалось, что вода находится в некотором отдалении, то они спешили принести ее, а также дрова для приготовления нами пищи.
Это – трудолюбивый народ, с большой охотой занимающийся земледелием. Нам случалось по нескольку часов идти через ничем не прерываемые обширные поля, засеянные мапирой, или местной рожью; однако невозможно представить себе обширность обрабатываемой земли, сравнивая с Европой. Страна так обширна, что самые большие обработанные поля, если рассматривать их как часть широкого пейзажа, сокращаются до простых точек. Однако, если исходить из потребностей населения, количество возделываемых растений делает честь его трудолюбию.
Здесь строят большие амбары, благодаря которым создается впечатление, будто деревни большие; когда вода Замбези спадает, жители складывают большие количества зерна, уложенного в корзины, сплетенные из сухой травы и обмазанные глиной, на низкие песчаные острова, чтобы предохранить зерно от покушений мышей и людей. Из-за долгоносика местное зерно трудно сохранить даже до следующего урожая. Сколько бы они его ни посеяли и как бы обилен ни был урожай, все должно быть съедено в течение года. Этим объясняется, что они варят так много пива. Пиво, которое варят эти батока, или бауэ, не похоже на кислое и опьяняющее боала, или помбе, которое приготовляют некоторые другие племена. Оно очень питательное и сладкое, с небольшой кислинкой, – ровно настолько, насколько нужно, чтобы сделать напиток приятным.
Все местные жители хорошо упитаны и находятся в хорошем состоянии. Мы ни разу не видели среди них ни одного пьяного, хотя все они пьют много этого сладкого пива. Как мужчины, так и мальчики охотно брались за работу при самой минимальной оплате. Наши люди могли нанять сколько угодно народу, с тем чтобы они несли их поклажу за несколько бусинок. У нашего скупого и грязного бывшего повара была пара брюк, которые кто-то ему дал; после того как он долго носил их сам, он нанял за одну находившуюся в очень плохом состоянии штанину человека, который должен был нести его очень тяжелый груз в течение целого дня. На другой день другой человек нес его поклажу за другую штанину, а третий на следующий день – за то, что еще оставалось от брюк, причем даже без пуговиц.
Как и среди других представителей рода человеческого, среди африканцев появляются время от времени замечательно одаренные люди. Некоторые привлекали к себе внимание и вызывали восхищение целых больших районов своей мудростью. Другие прославились у своего поколения даром чревовещания или необыкновенной ловкостью в стрельбе из лука или метании копья. Однако полное отсутствие письменности ведет к забвению прошлого опыта, и он не доходит до потомков. Есть у них и менестрели, но одно предание не может сохранить их творений. Один из них, по-видимому, настоящий поэт, сопровождал в течение нескольких дней наш отряд. Когда мы останавливались на привал, он пел нам хвалу перед местными жителями. Песни его были плавны и гармоничны. Это был род белых стихов, причем каждый стих состоял из пяти слогов. Вначале его песня была короткой, но с каждым днем, по мере того как он больше с нами знакомился, он делал добавления к своей поэме, пока его хвала не приняла вид оды внушающей почтение длины. Когда слишком большое расстояние от родных мест заставило его вернуться, он выразил свое сожаление по поводу разлуки с нами; мы, конечно, уплатили ему за его полезную и приятную лесть. Другим, хотя и менее одаренным певцом был один батока из нашей партии. Каждый вечер, когда другие готовили пищу, или болтали, или спали, он репетировал свои песни, в которых рассказывалось обо всем, что он видел в земле белых людей и на обратном пути. Сочиняя экспромтом какое-нибудь новое произведение, он никогда не испытывал затруднений: если ему не приходило в голову нужное слово, он не останавливался, а добавлял особый ничего не означающий музыкальный звук и таким образом не нарушал размера. Он аккомпанировал своей декламации на «сансе». Это вырезанный из дерева инструмент с девятью железными клавишами, на которых играют при помощи больших пальцев, а остальными пальцами держат инструмент сзади. Инструмент держат так, что его полый конец и украшения направлены к груди играющего. Лица с музыкальными наклонностями, слишком бедные для того, чтобы купить «сансу», иногда играют на инструменте, состоящем из сшитых вместе стеблей соломы, подобно раме «сансы», с клавишами, сделанными из бамбука. Звук получается очень слабый, но, по-видимому, доставляющий удовольствие самому играющему. Когда при игре на этом инструменте употребляют в качестве резонатора «калабаш», то звук получается более громкий. Кроме того, добавляются пластинки, состоящие из раковин и кусочков жести, чтобы получить аккомпанемент из звенящих звуков. Калабаш покрывается украшениями.
Размышляя над своеобразным обычаем, называемым «ба-энда пези» (ходить голышом), мы решили, что придерживающиеся его, возможно, принадлежат к ордену, подобному масонскому. Однако среди природных африканцев не удалось обнаружить никакого тайного общества. В Анголе существует род братства, которое португальцы называют «Emacasseiros», но оно только дает право взаимно питаться в хижинах друг у друга; право на вхождение в это общество дает способность стрелять enipacasso (буйвола или гну). Это очень похоже на общества, которые образуются после обрезания из молодых макололо. С этого момента и навсегда они считают себя совершенно равными друг другу, обязанными поддерживать дисциплину в своем отряде и налагать наказания в случаях проявления трусости. Насколько мы могли убедиться, знакомство с масонством не могло бы принести добра никому в этой стране.
Однажды нас посетил благородный представитель ордена баэнда пези. Он завоевал наше уважение, хотя весь его костюм состоял из трубки с чубуком в 2 фута длиной, обложенным полированным железом. Он принес нам щедрый подарок. «Бог сотворил меня голым, – сказал он, – и поэтому я никогда не носил никакой одежды». Философия этого джентльмена весьма напоминала философию известных нам неопрятных людей, которые, чтобы оправдать свой недостаток утонченности, говорили: «Пальцы были сотворены раньше вилок». Рано утром на другой день у нас была другая беседа с нашим нагим приятелем, который пришел к нам на этот раз в сопровождении своей жены и дочери. Они принесли два больших кувшина пива, чтобы мы освежились им перед выступлением в путь. Обе женщины, не менее миловидные и скромные, чем какие- либо другие, встреченные нами в Африке, были вполне одеты и на них были обычные украшения. Некоторые носят жестяные серьги вокруг всего уха, до девяти в каждом. Мужчины намазывают свое тело красной охрой. Некоторые сплетают сетку 2 дюймов ширины из внутренней коры деревьев, сбривают волосы с нижней части головы, так что голова остается голой на дюйм над ушами; волосы на верхней части головы основательно промазываются красной охрой и растительным маслом, а затем к ним прикрепляется сетка. Создается впечатление, что на голову надета аккуратная бескозырка. Всю одежду самых франтоватых
