— Та заплатил мне вперед, — ответил он с улыбкой. -Разве не помнишь?

Сабин несколько секунд смотрел на него и молчал.

— Трибун Кассий Херея, — произнес он, наконец, тихо, словно про себя. — Что ж, а я уже начал подумывать, куда это ты запропастился.

Некоторое время они разглядывали друг друга.

— Как здоровье? — заботливо спросил Сабин.

— Да ничего, — улыбнулся Херея. — Ты нашел мне хорошего врача. Он ни на шаг не отходил от меня, пока я не смог сесть на лошадь. А у тебя как дела?

Сабин вздохнул.

— Сам видишь. Так весело мне еще никогда не было. Я ведь тебя предупреждал...

— Да, — серьезно сказал Кассий Херея. — Ты меня предупреждал, я помню.

Корникс начал беспокойно топтаться на месте. Кассий бросил на него понимающий взгляд.

— Ладно, потом поговорим, — сказал он. — Сейчас пора подумать, что делать дальше.

— Как вы сумели меня найти? — спросил Сабин. — Я уж решил — мне конец.

— Потом, — повторил Херея. — Теперь надо уезжать из города. Скоро Ливия узнает о том, что произошло и что опасный свидетель ускользнул у нее из рук. Тогда она поднимет тревогу, перекроет все ворота, разошлет патрули по всем дорогам. Будем бежать в Остию, к Постуму.

— Пешком? — спросил Сабин скептически. — Восемнадцать миль все-таки. А чтобы купить лошадей, у меня нет денег. Все осталось дома. Но если...

— Вот именно, — сказал Кассий. — Сейчас быстро идем к тебе домой. Там уже должны быть готовы лошади — об этом позаботился твой верный Корникс. Деньги-то у меня есть, но покупать лошадей у ворот опасно. Это след.

— Хорошо, — согласился Сабин. — Если, конечно, успеем. Времени уже прошло достаточно.

— Должны успеть, — жестко ответил Херея. — Ну, вперед. Глупо было бы сейчас попасться.

До Авентина, на котором стоял дом дяди Сабина, отсюда было недалеко, а оттуда и до Остийской дороги рукой подать. Оставалось только надеяться, что Ливия еще не перекрыла ее заставами, узнав о визите в Рим Агриппы Постума. Но даже в этом случае были еще другие, не столь, правда, удобные, пути выезда из города.

Пока им везло — возле дома было тихо и спокойно, огни нигде не горели, никто не прятался в саду, Во дворе стояли три свежие лошади, возле которых крутился озабоченный Софрон.

Трое мужчин осторожно приблизились к нему, и Сабин негромко позвал слугу. Тот чуть не подпрыгнул.

— Господин, — прошептал он, прижимая руки к груди, — слава богу, ты на свободе. Но что же будет с нами?

— Ничего не бойся, — ответил Сабин. — Скоро все может измениться. В любом случае, вам ничего не грозит — вы не можете отвечать за мои поступки. Дом, наверное, конфискуют и пустят с молотка, но я обещаю, что выкуплю и его, и всех рабов, когда вернусь.

— А когда ты вернешься, господин? — жалобно спросил Софрон.

— Надеюсь, что скоро. Ты все приготовил?

— Да, вот ваши лошади, там немного продуктов, деньги в мешке вот здесь. Мундир ты будешь одевать, господин?

Сабин подумал секунду.

— Да.

Он заметил, что под плащом Кассия тоже форма военного трибуна. Что ж, так им легче будет проехать по улицам Рима — может, их примут за преторианцев. Да и в бою в доспехах как-то спокойнее себя чувствуешь.

Пока он переодевался, Кассий и Корникс уселись на своих коней, которые уже нетерпеливо били копытами, поскольку давно застоялись в конюшне.

Сабин тоже вскочил в седло. Вдруг он нахмурился.

— А это еще что такое? — спросил он грозно, показывая пальцем на здоровенный мешок, притороченный к седлу лошади Корникса. — Ты куда собрался? На загородную виллу?

— Но там все мои вещи, — жалобно протянул галл. — Больше у меня ничего нет. Я не хочу, чтобы их конфисковали.

— Думаю, на твои вещи Ливия не позарится, — усмехнулся трибун. — Отвязывай. Возьми только самое необходимое.

Корникс вздохнул, слез с коня и отвязал мешок.

— Тогда я, пожалуй, переобуюсь, — сказал он. — Мои сандалии уже совсем разбиты, а те сапоги почти новые...

Он достал из мешка пару сапог, уселся на землю и стал снимать сандалии.

— Быстрее, Корникс, — нетерпеливо сказал Херея. — А то мы оставим тебя здесь, и тогда уж никакие сапоги тебе больше не понадобятся. На Гемонии ведут босиком.

Это подстегнуло галла, он живо натянул правый сапог и принялся за левый.

— О, проклятие, — взвыл он вдруг, — опять не налазит... Да что там такое?

Сабин тронул лошадь коленями.

— Уезжаем, Кассий. Пусть остается...

— Подожди, господин, — крикнул Корникс.

Он засунул руку в сапог и яростно пошарил там.

— Тут что-то есть... Смотрите!

Он вскочил, подбежал к Сабину и протянул ему какой-то небольшой предмет, извлеченный из сапога.

Трибун брезгливо скривился, но тут же глаза его округлились, а пальцы сжались на двух навощенных дощечках, скрепленных между собой особым способом.

Секунду Сабин молча смотрел на печать, оттиснутую сверху, — головы братьев-близнецов Кастора и Поллукса, покровителей Вечного города.

— Да что там такое? — рявкнул Кассий Херея. — Вы ждете, пока начнется облава? Что это, трибун?

— Завещание Божественного Августа, — медленно ответил Сабин, отвел глаза от дощечек и повернулся к Корниксу. — Где ты взял эти сапоги?

— Да я же говорил... — запинаясь, ответил галл. — Ну, когда приехал к тебе в Нолы. Помнишь, когда убили сенатора Фабия Максима и его людей...

Кассий Херея теперь с интересом слушал.

— Ты хочешь сказать, — спросил Сабин, — что сенатор из предосторожности приказал одному из слуг спрятать завещание в своем сапоге, и его не нашли те, кто напал на вас?

— Похоже на то, — согласился Корникс.

— А ты прихватил эти сапоги, когда удирал, и до сих пор не знал, что в них находится?

— Клянусь всеми богами — не знал, — тихо ответил галл. — Лучше бы я их не трогал...

— Ах ты, мародер, — произнес Сабин, глядя на слугу с восхищением. — Когда Постум пожалует тебе сенаторскую тогу и назначит наместником Галлии, ты уж, пожалуйста, не забудь меня, бедняка. Я все-таки неплохо к тебе относился.

Корникс обалдело хлопал глазами, не понимая, что это за глупые шутки.

Сабин повернулся к Кассию.

— В этом документе Август назначает Агриппу Постума своим наследником, — просто сказал он.

— Ты уверен? — с сомнением переспросил Херея.

— Конечно. Я сам его подписал. В качестве свидетеля.

— Но это же... — начал Кассий.

— Вот именно, — перебил его Сабин. — Это меняет все. С завещанием на руках Постум может плевать на Ливию и Тиберия. Теперь он законный преемник Божественного цезаря и сенат тут же признает его таковым.