Корникс тем временем все же надел и второй сапог и снова влез на лошадь.

— Так мы не едем? — спросил он несмело, видя, что трибуны увлечены разговором.

— Едем, — бросил Сабин, словно стряхивая оцепенение. — Вперед, в Остию!

— Едем, — подхватил Кассий. — Но не в Остию.

— А куда?

— К Германику.

— Да ты помешался на своем Германике! — раздраженно воскликнул Сабин. — Постум здесь, рядом, а до Рейна тащиться еще с тысячу миль по вражеской, считай, территории.

— Да, — согласился Кассий Херей. — Но у Постума нет восьми легионов, готовых идти в бой по приказу своего командира. На кого угодно. Но дело в том, что без такого документа Германик этот приказ не отдаст. А имея официальное завещание цезаря, он уж постарается выполнить его волю. Подумай сам...

Кассий был прав. Разрозненные и плохо обученные сторонники Постума могли в любой момент подвергнуться атаке преторианских когорт. Ливия сумела бы убедить людей, что бунтовщик вовсе не Агриппа, а беглый раб Клемент, и тогда все было бы кончено. Ведь если погибнет Постум, то Тиберий станет действительно законным наследником — именно его цезарь назвал вторым.

Поэтому сейчас надо сделать две вещи — сохранить жизнь Агриппы Постума и доказать Германику, что присягу первыми нарушили Тиберий и Ливия, а значит, он теперь свободен от своей.

«Вот это действительно великая цель, — с каким-то радостным волнением подумал Сабин. — Изменить судьбу целой Империи. Стоит постараться».

Он весь кипел энергией и энтузиазмом. Кассий Херея тоже. Даже флегматичный Корникс подобрался и крепче взял поводья, понимая, что становится участником исторических событий. Да и эти слова трибуна насчет сенаторской тоги ему очень понравились. Вот раскроют рты его односельчане, когда к ним нагрянет новый наместник, представитель великого Рима — сенатор Корникс. Имя, конечно, придется подобрать более звучное, например...

— Поехали, — приказал Сабин. — Да помогут нам боги и особенно Фортуна.

Он подумал, что старый храм на виа Аврелия еще может дождаться более светлых дней.

Перед отъездом Сабин еще приказал сирийцу Софрону утром сходить к сенатору Гнею Сентию Сатурнину. Слуга должен был передать, что завещание Божественного Августа нашлось, что оно в руках Сабина и сам трибун направляется теперь к Германику, дабы сообщить тому обо всем и призвать на помощь Постуму.

А самого сенатора следовало попросить найти способ, чтобы предупредить Агриппу. Тому следовало пока сидеть тихо, не вступая в открытое столкновение с правительством. Еще не подошло время. Вот когда за спиной у него будут стоять восемь рейнских боевых легионов, тогда другое дело.

После этого трое всадников покинули дом дядюшки Сабина.

Они быстро поскакали мимо портика Эмилия к Цестиеву мосту, чтобы перебраться за Тибр, а потом — через Кодетанское поле — выехать к воротам Аврелия.

Далее они предполагали по Аврелиевой дороге пересечь Этрурию и Лигурию, затем двинуться на Лугдун, а уж оттуда — в Германию. В Кабиллоне начиналась уже власть наместника обеих провинций, и все тревоги остались бы позади.

Всадники быстро скакали по пустынным темным улицам, выбирая не самые широкие — те были запружены повозками и фургонами купцов и ремесленников из окрестностей Рима.

Гулким эхом разносились в ночи удары лошадиных копыт; пока все было спокойно. Наверное, Ливия еще не успела поднять тревогу. А может, подлый Никомед все-таки отдал концы после могучего удара трибуна, и не смог уведомить свою повелительницу о том, что произошло в двух шагах от Мамертинской тюрьмы?

Такой вариант показался Сабину не самым худшим. Хотя, впрочем, там же оставались еще двое, которые должны были выжить, — центурион и один из солдат.

— Да., кстати, — вспомнил Сабин, — расскажите же, как вы сумели так вовремя прийти мне на помощь? И что ты, Кассий, делал после выздоровления?

Херея поровнялся с трибуном и начал рассказ.

— Когда я уже как следует поправился, — заговорил он, — то задумался, что делать дальше.

— Хозяин трактира, вижу, на тебя не донес? — перебил его Сабин с улыбкой.

— Нет. Ты так запугал его, что бедняга не знал, как мне услужить. Так вот, подумав, я решил, что возвращаться к Германику нет смысла — я же не мог ему сообщить ничего нового. Надо было узнать, что с письмом, которое я отдал тебе.

Сабин хмыкнул, вспоминая, чего он натерпелся из-за этого письма.

— Я решил ехать в Рим, — продолжал Кассий, — и все выяснить. По дороге новости посыпались на меня градом. Сначала я узнал о смерти Августа, потом об убийстве Постума и о том, что правителем стал Тиберий. Все кончено — подумал я — надо возвращаться к Германику и вновь впрягаться в военную службу. Заговорщиков из нас не получилось.

Я был уже в Тарквиниях и собирался только заночевать, а на следующий день поворачивать обратно, как вдруг какой-то сумасшедший рыбак начал всем рассказывать, что Постум жив и в Остии собирает силы.

Я не поверил. Уж известно, если Ливия берется за дело, то доводит его до конца. Но слухи все множились. Потом в гавань вошла военная трирема из мизенской эскадры, и офицеры из экипажа клятвенно заверили, что своими глазами видели Агриппу Постума и даже присягнули ему на верность.

Все кругом кипело и бурлило. Постум обещал награду и прощение всем, кто пойдет за ним, и уж понятно, что первыми откликнулись всякие авантюристы — пираты, беглые рабы и тому подобная публика. Стали организовываться отряды.

Правда, этот сброд больше занимался тем, что по ночам грабил проезжавших на дорогах, и при первом же столкновении с регулярным войском они побежали бы, как зайцы, но создавали зато видимость всенародной поддержки.

Я решил ехать в Остию, повидать Постума и обсудить с ним, как подключить к делу Германика с его легионами. Я не знал, что ты отдал письмо самому Августу — это мне сегодня Корникс рассказал — и беспокоился, что Германик, введенный в заблуждение слухами о том, что это какой-то беглый раб поднял мятеж, не захочет никуда вмешиваться, предоставив Тиберию самому разбираться со своими проблемами.

А тут еще прошел слух, что и в Далмации беспорядки среди солдат. В веселую переделку угодил наш цезарь. Ну, да сам виноват — нечего рот разевать на чужое.

Короче, вчера я прибыл в Остию, но там мне сказали, что Постума нет в городе и куда он делся — неизвестно. Говорили со мной вполне откровенно — ведь я показал им печать Германика.

Тогда я решил, что если уж все равно нахожусь так близко от Рима, то стоит, пожалуй, проведать тебя. Ты говорил мне о доме на Авентине, который тебе оставил дядя, и я быстро разузнал адрес.

Но, подойдя к зданию, я увидел, как доблестного воина Гая Валерия Сабина выводят под конвоем. Я спрятался в кустах у дороги, пропустил процессию и вошел в дом.

А тут меня искренне приветствовал твой верный Корникс. Он-то и рассказал обо всех ваших приключениях вплоть до сегодняшней веселой ночки.

Рассказал по дороге, поскольку я — приложив, надо признаться, немалый труд — уговорил его пойти посмотреть, куда это повели его достойного хозяина.

Ехавший сзади Корникс обиженно засопел.

— Да не так оно было, — пробормотал он.

Херея рассмеялся.

— Ну, не обижайся, это я шучу.

Затем он вернулся к рассказу.

— Мы выяснили, что тебя отконвоировали прямо в Палатинский дворец. Пришлось занять удобный наблюдательный пункт и немножко подождать. Корникс, тем временем, рассказывал мне все новые и новые подробности. В частности, упомянул некоего мерзкого типа по имени Никомед, который не питает к вам