Потемкина осенило: так может статься, христианские великомученики – это мазохисты, которые сами страстно желали, чтобы им терзали плоть изощренными способами и замучили до смерти? Следующая, вытекающая из первой мысль показалась Кириллу еще более интересной: настойчивость, которую проявлял Иисус Христос в вопросе принятия крестных мук и смерти, можно отнести на счет той же особенности его личности. «Хотя, с другой стороны, – вспомнил Потемкин, – в Гефсиманском саду он обращался к господу: “Отче мой! Если возможно, да минует меня чаша сия”. Значит, сам он не стремился к страданиям, но подчинялся внешней воле – так, как он ее понимал». Однако вполне возможно, что последователи его – по крайней мере, значительная их часть – в меру своей фантазии использовали возникший образ для оправдания собственной патологической тяги к мучениям и смерти. Ведь многие окончательно потерявшие рассудок адепты не просто напрашивались на то, чтобы их истязали, – сами занимались членовредительством. «Белые голуби» отрезали себе гениталии и скармливали их собакам, руководствуясь словами Иисуса ученикам: «Не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит». Творчески развивая эту идею, Потемкин оказался несколько напуган следующей догадкой: «Евхаристия! Получается, что верующие во Христа, которые едят его тело во время своих нелепых таинств, по сути, являются каннибалами. Два миллиарда людоедов! Государства, населенные людоедами, где людоедские символы висят в каждой школе. Нет, Айгюль Озкан была в чем-то права…»

– Короче, князь, – прервала его размышления внезапно оказавшаяся за спиной Гетман, – пошли купаться. Let’s go to the ocean! – повторила она для Люси.

– Да! Да! Купаться! – выпорхнула из спальни Лью. – Только одна вещь на дорожку…

Она присела за стол, схватила трубочку и жадно втянула в ноздрю рассыпанный на столе порошок. Гетман последовала ее примеру.

– Хочешь? – спросила она у Потемкина.

Этот вопрос не подразумевал ответа «нет». Причастившись, Кирилл тоже скинул с себя одежду.

– Так, девочки, на выход! – крикнул он, открывая дверь номера.

Они покинули апартаменты, оставив Гошу дожидаться обслуги. Сопровождаемый двумя обольстительными дамами, Потемкин пошел знакомой тропой к лифтам. Дверь одного из них открылась. В кабине стоял, опершись о поручни, Жан-Клод Трише. Он едва держался на ногах, сползая все ниже и ниже. Кирилл и Люси подхватили его и вытащили на площадку, Анна нажала на свой браслет и пощупала пульс банкира.

– Что-то не бьется, – мрачно сказала она.

– Блядь! – Кирилл быстро расстегнул Трише рубашку. – Будем делать ему искусственное дыхание.

– Потемкин, если ты на него дыхнешь, он точно никогда не очухается, – усмехнулась Гетман.

– Тогда пусть Люси дышит!

Лью взялась руками за дряблые щеки Трише, набрала полную грудь и с силой вдула содержимое своих натренированных легких в безжизненное тело. Кирилл начал толчками нажимать на грудную клетку, потом приложил к ней ухо.

– Давай еще!

Люси повторила операцию.

– Ну давай же, Ваня! – Потемкин упорно долбил бездыханного Жан-Клода. – Куда ж они без тебя… Греция пойдет с молотка, Испания с Португалией – туда же… – Он опять прислушался. – Есть! Живой!!!

Анна и Люси завизжали и запрыгали от радости. В этот момент появились два халдея. Они быстро оценили ситуацию и стали по рации связываться с клиникой.

– Ладно, пошли, теперь тут без нас разберутся, – сказал Кирилл.

– Бедненький, – прошептала Лью.

– Какие же мы молодцы! – крикнула Гетман.

Они с Лью повисли у Кирилла на шее.

– Memento mori[57], – скромно сказал он, приглашая дам во вновь открывшийся лифт.

Кирилл подозревал, что его спутницы ничего не знали о красном дожде. Поэтому, нажимая кнопку лифта «0», он намеревался произвести эффект. Результат, однако же, был прямо противоположен тому, что он ожидал. Потемкин думал, что девочки испугаются. Но марсианская панорама, которая открылась им снаружи, привела Анну и Люси в такой восторг, какой не смог бы вызвать никакой наркотик. Это было сродни реакции трехлетнего ребенка, увидевшего луна-парк. Во влажном тропическом воздухе обрызганный кровью пейзаж будто поплыл. Его довершало красное солнце, которое уже клонилось к закату. Дамы прыгали, словно дети, набирали полные горсти пурпурной каши и мазали себя ею.

– Пошли, быстрее! – крикнула Гетман, убегая к океану.

Люси бросилась за ней. Пляж был практически пуст.

– Осторожней там! – крикнул им Потемкин.

Неожиданно китаянка упала на песок, будто ей поставили подножку. Анна склонилась над ней, обернулась к Кириллу и истошно закричала. Потемкин подбежал к ним:

– Ну что тут еще?!

– Смотри! – кричала Гетман, вращая головой. – Быстро сюда, уроды! Где нашатырный спирт? Это обморок!

Вокруг уже стояло несколько халдеев и халдейка. Она достала откуда-то флакон и поднесла к носу Лью. Люси захлопала длинными ресницами.

– Давайте отнесем ее к бару, – предложил Кирилл.

Крепкие руки подхватили актрису и потащили под навес круглого строения, располагавшегося в двух десятках метров от места падения. По периметру бара были раскиданы такие же, как в шатрах, лежаки. Халдеи аккуратно положили Люси.

– Maybe ambulance? – осторожно поинтересовался один из них.

– No, thanks. I’m much better, – прошептала Лью. – Bring me sake[58] .

– Ну вот, блядь, поплавали, – с досадой обронила Гетман.

– Хорошо то, что хорошо заканчивается, Ань, – заметил Кирилл. – Пить будешь?

– Горилки бы мне.

Потемкин подошел к бару. Из-за стойки ему улыбался Franc, рядом с ним стоял Maconnerie.

– Значит, так, – задумчиво произнес Кирилл, – саке уже заказали, еще сто холодной горилки с перцем, а мне виски со льдом. Сто грамм. Маринованный кактус на закуску, пожалуйста. И еще пачку «Мальборо», обычного.

– Присаживайтесь, – улыбнулся Франк, протянув ему пачку сигарет и коробку со спичками.

Масон с подносом буквально преследовал его. Не успел Потемкин присесть, как заказанное оказалось на низеньком столике перед гостями. Люси трясущимися руками подняла чашечку с саке:

– Cheers![59]

Потемкин с Анной поддержали этот безыдейный тост.

– У меня сейчас, когда я упала, было странное видение, – растерянно пролепетала Лью. – И я его запомнила.

– Какое же, дорогая? – заинтересовалась Гетман.

– Будто сижу я у себя дома и смотрю «Крепкий орешек» с Брюсом. И вдруг в доме начинается пожар. Все вокруг как бы сразу вспыхивает. Я пытаюсь выбраться наружу, но двери и окна блокированы. Я кричу, но никто меня не слышит. Пламя окружает со всех сторон, и я молюсь, чтобы кто-нибудь потушил этот страшный пожар. Тут отовсюду начинают бить потоки воды, много-много воды. Огонь исчезает, и я