мониторить собственный организм. Поэтому он использовал редкие – как правило, раз в год – расстройства для того, чтобы проконсультироваться насчет работы систем жизнеобеспечения.

Однако сейчас его привело к врачу отнюдь не расстройство. Скорее, наоборот. После гибели отца он вообще перестал ощущать какой-либо дискомфорт в организме. Ни головных болей, ни обычной ломоты в суставах, ни тяжести в животе, ни тахикардии… Ничего. Даже периодически мучавшая его бессонница пропала куда-то. Это было абсолютно необъяснимо. Отсутствие причин для беспокойства порой беспокоит куда больше, чем их наличие. Пытаясь прояснить для себя эту аномалию, неделю назад он пришел к Петрову и прикинулся ужасно больным, крича о панкреатите, циррозе печени и раке легких одновременно. Потемкин от всей души симулировал, вздрагивая и стеная при пальпации. Петров не устоял перед этим спектаклем: биохимия крови, моча, УЗИ, функция внешнего дыхания, кардиограмма, рентген и т. п. – были Кириллу обеспечены. Теперь, перед отъездом туда, где образ жизни вряд ли будет спортивным, он решил узнать результаты.

На четвертом этаже было пусто – видимо, профильная публика, обслуживающаяся в «Мединцентре», уже расползлась по отпускам. Кирилл нашел нужную дверь, постучал в нее и, открыв, заглянул в кабинет.

– Можно, Владимир Николаевич?

Петров – энергичный мужик средних лет с румяным лицом и белой, как и положено настоящему, побывавшему в Африке доктору Айболиту, бородой – сидел за столом и что-то увлеченно писал.

– А! Молодец, что зашел. А то я уж собирался тебе звонить. Проходи, присаживайся. Разговор есть.

«Только не это. – От предположения у Потемкина подкосились ноги. – Сейчас скажет, что анализы хреновые, и запретит пить и курить. Ну почему именно сейчас!»

– Что такое, Владимир Николаевич? – робко спросил Кирилл, в глубине души надеясь, что его догадка ложная.

– Слушай, братец, ты там с анализами не мухлюешь, часом?

– В каком смысле?

– Ну как «в каком?». В смысле ты свои анализы-то сдаешь? Особенно мочу имею в виду, кровь-то у нас здесь берут.

Такого поворота Потемкин никак не ожидал. Дверь открылась, и в кабинет вошла медсестра из регистратуры. Она молча положила на стол Петрову пухлую потемкинскую амбулаторную карту и удалилась.

– Я вас не понимаю, Владимир Николаевич, – обиделся Кирилл. – Здесь же не медкомиссия военкомата и не ВТЭК. Зачем мне за свои же деньги самого себя обманывать?

Повисла пауза. Петров испытующе смотрел Кириллу прямо в глаза. Тяжело вздохнув, Потемкин осторожно поинтересовался:

– А что, все так плохо?

– Да нет, все как раз хорошо. Даже слишком хорошо. Неестественно хорошо! Это-то меня и смущает. Вот, смотри: – Петров открыл карту на том развороте, куда были приклеены листочки с результатами анализов. – Получается, у тебя организм тринадцатилетнего подростка. Причем не асфальтового мальчика, а какого-нибудь деревенского пастушка, который не знает, как выглядит двигатель внутреннего сгорания. А ведь ты взрослый мужик, всю жизнь в Москве живешь. Спортом никаким не занимаешься. Куришь, как паровоз, бухаешь. Небось, еще кокаин нюхаешь. Как такое может быть?

– Ну, насчет кокаина, это… как бы… – нерешительно возразил Потемкин.

– Да ладно! Знаю я вас, бекбедеров, как облупленных. – Петров махнул рукой и ткнул в карту: – Не верю я вот этому всему.

– Я вам клянусь, что сам анализы сдавал. Может, в лаборатории перепутали?

– Это вряд ли. Там система четкая. Хотя чем черт не шутит – и на старуху бывает проруха. – Петров задумался. – Сделаем вот что. Ты хотя бы мочу сдай опять, тогда видно будет. Отдыхать-то собираешься?

– Да вот, послезавтра вылетаю.

– Куда, если не секрет?

– На Сейшелы.

– Ол инклюзив?

– Типа того.

– Ясно, – вздохнул Петров. – Гептрал возьми с собой, пей по две таблетки три раза в день. И креон еще, двадцать пять тысяч, по две капсулы во время еды. Все, иди.

Петров выписал квиток-направление на анализ мочи и пожелал своему пациенту доброго здоровья. Потемкин спустился к машине.

– Все в порядке, Кирилл Ханович? – Гаврилов курил на солнышке около «ровера».

– Лучше некуда, – ответил Потемкин. – На работу поехали.

Всю дорогу Кирилл пребывал в раздумьях. История была действительно несколько странная. Никакого морального протеста в связи с недоверием Петрова у Потемкина не было – если бы он сам оказался на месте врача, у него возникли бы точно такие же подозрения. Однако Кирилл всегда старался найти разумное объяснение даже самым невероятным событиям. Поэтому, решив для себя, что в лаборатории «Юнимед» его пробирки перепутали с анализами какого-то парнишки, только что приехавшего с альпийских лугов к папе в австрийское посольство, он успокоился.

Уже в офисе Потемкин столкнулся с обожающим взглядом Евы и успокоился окончательно.

– Добрый день, Кирилл Ханович. Выписка по электронным билетам у вас на столе. Вылет в субботу, в 22.15 из Внуково. Вам что-нибудь принести?

– Кофе, Ева, пожалуйста. И соедините меня с Арсентьевым.

Потемкин зашел в свой кабинет и включил компьютер. Конверт с распечаткой авиабилета лежал у него на столе. Повертев слип в руках, Кирилл отложил его в сторону и принялся за своих баранов. Он вновь открыл вчерашнее письмо от TNY-production и запустил приложенный видеофайл. Громыхнул первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. На видеоряде сменяли друг друга уверенные лица рабочих в цехах авиазавода, бескрайние колосящиеся поля с радугой над ними, дородные доярки, ломящиеся прилавки магазинов, идиллические малоэтажные поселки, снятые во французском Провансе, бороздящий небо президентский дальнемагистральный Ил-96 с выведенной вязью надписью «Россия» на борту. За кадром проникновенно вещал народный артист СССР Василий Лановой: