Недавно услышал по радио передачу о частушке и одно меткое выражение запомнил: «Частушка – душа народа». И добавил бы от себя – такой меткий выстрел, от которого не спрячешься, везде найдёт. Вспомнился рассказ одного председателя:

– Народ наш деревенский страшно приспособленцев, конъюнктурщиков не любит. Был у меня завхоз Алексей Фомин, пятидесятипятилетний мужик, хитроватый, но дело знающий человек. Вроде всё нормально. И вот ввели должность заместителя по общим вопросам. Ну, естественно, зарплата выше, вроде, почёта больше. Фомин сразу заволновался: вдруг его обойдут? Грамотешки у него немного – семь классов, да ещё беспартийный. Показалось ему, что если он вне партии, так и должности этой не видать, хотя дело прошлое, мы с парторгом так определились – больше выдвигать некого, молодёжь вся, что называется, на своём месте, да и Фомин – опытный человек, за руку водить не придётся. А Алексей быстрее рекомендации собирать, в партию заявление написал. Ну, приняли мы его единогласно, больших претензий не было. Только один вопрос и задали на собрании – дескать, не поздно, Алексей Григорьевич, пораньше бы, а то всё со стороны ты поглядывал, точно выжидал, а вдруг ошибаешься в выборе? Ну, Фомин засмущался, залепетал что-то невнятное, а парторг сомнения развеял, сказал, что если вступает человек – значит, осознал, значит, почувствовал свою необходимость – и другие слова, которые в таких случаях говорят. Вроде – убедил собрание.

А на другой день, буквально вечером, иду я по деревне и наблюдаю такую картину. На крыльце своего дома сидит Семён Долгов, тракторист, видать, только с работы вернулся – ещё на лице грязь не смыта, – растягивает свою хромку и поёт:

Попробуй, докажи ему – так это или не так! И частушка эта злая от дома к дому зашагала.

А на другой год у нас со свёклой запарка вышла. Осень дождливая, а тут, как на грех, техника ломается, никак не работает, видимо, чего скрывать, просмотрели мы при подготовке, как молодёжь говорит, варежку разинули. Одним словом, неудача. Так, думаете, нам простили эту промашку? Как бы не так! Тот же Семён Долгов в клубе под гармонь свою распевает:

Тут после такой критики, когда весь колхоз хохочет, забегаешь, точно ошпаренный. Свёклу мы буквально на плечах вынесли, а частушка эта едкая и сейчас по деревне гуляет, как кипяток ошпаривает…

Страшно не любят в деревне лодырей. Каждый встречный-поперечный пальцем покажет на такого разболтанного человека, кличку обидную прилепит, своё презрение не скрывая.

Мне рассказывали в одном селе. Приехала к своей сестре младшая из города в гости, в дом ввалилась, а та вроде и не рада. Ленивая была женщина, одна жила, а в доме чёрт голову сломит, мухи роятся, точно пчёлы на пасеке, зловоние.

Младшая носом повела, возмутилась:

– Ты бы хоть мух-то выгнала, Нюра…

А старшая с удивлением на горожанку посмотрела, точно первый раз родную сестру увидела, сказала:

– Да куда же их гнать-то? Ведь они свои…

Горожанка с досады плюнула, и в тот же день назад уехала.

А в селе, когда по улице старшая проходила, говорили:

– Нюрка-«свои мухи» пошла, – и презрительно улыбались.

Церковь в деревне на видном месте, недалеко от правления колхоза. Молодёжь, естественно, в неё не ходит, а старушки, которые давно уже не работают, председателя, кажется, не раздражают. Так что живёт он, точно не замечает, что есть в селе заведение с блестящими куполами. Да и забот у него столько, что порой не находится времени покушать.

В тот год хлопот добавила засуха, неожиданно обрушившаяся в мае. Целый месяц по-летнему палило солнце, и посевы озимых, так хорошо перезимовавшие и дружно пустившиеся в рост, вдруг пожухли, припали к земле, сморённые жарой. Вырвешь пучок из земли – мочковатые корни поблекли, стали похожими на суровые нитки, а некоторые уже отмерли, почернели. Председатель колхоза – молодой человек, недавно окончивший институт – назовём его Игорем Алексеевичем – целыми днями гонял по полям, сам изнывал от жары, с тяжёлым вздохом заходил в хлеба, дёргал усохшие побеги и чуть не плакал. Жалко было трудов своих людей, не считавшихся со временем на севе, жалко напрасно выброшенные семена.

В один из таких дней и приехал к Игорю Алексеевичу его друг – агроном из районного управления. И первый вопрос, конечно, про дождь.

Игорь Алексеевич только что вернулся с поля, уставший, раздражённый, кажется, не рад был и приезду старого товарища и сокурсника, отвечал машинально:

– Не было…

– Посевы как?

– Уже в критическом состоянии…

– А я вчера в Ивановке был, – гость рассказывает весело, улыбаясь, – там тоже церковь есть, ты знаешь, так местный поп собрал свою гвардию старушенций разных древних – и ну вокруг церкви с иконами да пением бегать. Не поверишь, часа два бегали! И вдруг облачко зашло. Так, небольшое, в овчинку, и такой ливень обрушился – с пригорков ручьи побежали. Председатель тамошний Алексей Михайлович даже за свёклу начал переживать – не смыло бы…

Игорь Алексеевич, кажется, слушал и не слушал рассказ гостя, но из-за стола вскочил, кулаком ударил:

– А наш длинногривый чёрт ни хрена ничем не занимается!

Несколько минут он молчал, а потом вдруг засмеялся, поняв наконец-то всю несуразность грозной