Элспет пересекла комнатку, захлопнула ставни и закрепила кожаную петлю на крючке. Теперь синеватый свет молний проникал лишь сквозь щели в двери и ставнях.

Не поворачиваясь к Дункану, Элспет отстегнула брошь на плече, развернула свою длинную накидку. Холщовая сорочка казалась в полумраке бледным пятном; длинные стройные ноги влажно блестели. Набросив на плечи одно одеяло, второе она кинула Дункану, а насквозь промокшую накидку разложила на столе.

– У тебя тоже мокрая накидка, – сказала Элспет. – Пусть подсохнет, а ты пока закутайся в одеяло.

Дункан отошел наконец от двери, расстегнул пояс и сбросил накидку; затем снял и ботинки, оставшись лишь в длинной рубахе. Завернувшись в одеяло, пахнущее плесенью и дымом, он тоже, как и Элспет, расстелил свою накидку на столе.

Элспет присела у очага с двумя палочками в руках и попыталась зажечь огонь. Через несколько минут она сдалась:

– Ничего не выходит!

– Дай-ка я попробую. – Дункан вынул из ножен свой кинжал, устроился на земле рядом с девушкой и взял палочки из тоненьких, чуть дрожащих от холода пальцев.

Еще когда Дункан был ребенком, отец научил его добывать огонь самым древним способом. Прежде всего нужно получше заточить вертикальную палочку… Несколькими ловкими движениями он справился с этой задачей, затем пристроил острый конец в углубление другой палочки и принялся терпеливо вращать в ладонях.

Вскоре из углубления поднялась струйка дыма. Крошечной золотой звездочкой зажглась первая искра… У Дункана заныло сердце. Как был доволен отец всякий раз, когда его сыну удавалось самостоятельно разжечь огонь!

Элспет улыбнулась. В золотистом слабом свете трепетного огня мелькнула и исчезла очаровательная ямочка на ее щеке.

– Там, в углу, сложен торф. – Девушка прошла к противоположной стене и, вернувшись с несколькими кусками торфа, вывалила их в обложенный камнями круг очага. Дункан поджег один из брикетов, подул осторожно, прикрывая ладонями едва теплящийся огонек. Пламя перекинулось на торф, брикет с треском вспыхнул, едкий дымок защекотал ноздри, защипал глаза, уплывая вверх, в щель под крышей.

Поудобнее устроившись на земле, Дункан вытянул руки к огню. Оба молчали, прислушиваясь к завыванию ветра и методичному стуку дождевых капель по камышовой крыше. Элспет вздрогнула и съежилась, когда сверкнула ослепительная молния, а вслед за ней хижину сотряс мощный разряд грома.

– Скоро закончится, – подбодрил девушку Дункан. – Такие грозы долго не длятся.

– Я боюсь за братьев. Интересно, они смогли где-нибудь укрыться? – пробормотала Элспет. Последние слова почти заглушил очередной раскат грома.

– Думаю, они успели вернуться в замок до грозы. А вот Рори наверняка попал в самое пекло.

Элспет кивнула. Пламя очага плясало янтарными бликами на нежной коже девичьих щек, вспыхивало золотом в завитках надо лбом.

– Нужно иметь отважную душу, чтобы столкнуться с ним, как это сделала ты.

– Я страшно разозлилась. Да и ты был рядом. Защитил бы, если бы нужно было.

– Почему ты сказала: «Это тебе за Беток»? – спросил Дункан.

Элспет опустила глаза.

– Он как-то напал на нее… – едва слышно шепнула девушка.

Дункан понимающе кивнул:

– Ты оставила ему хорошую отметину. И напугала проклятием. Он сбежал от тебя, я тут ни при чем.

Она искоса взглянула на Дункана. В прозрачных глазах вспыхнуло отражение золотого огня.

– Я видела – ты готов был перерезать ему горло. У тебя даже рука дрожала, но ты сдержался. Мне раньше казалось, что длиннополые все, как один: выращены среди книг, вскормлены чернилами и бумагой. А ты… ты умеешь выслеживать дичь и зверя, знаешь, что такое ночные набеги, способен справиться даже с таким врагом, как Рори.

Дункан спрятал усмешку:

– Не все длиннополые одинаковы. Тот, что перед тобой, видел в жизни не одни лишь библиотеки да залы суда. Я жил по обе стороны закона. Я знаком и с одними шотландцами, и с другими.

Элспет удивленно склонила к плечу голову.

– Как это – и с одними, и с другими?

– В низине горцев называют дикими шотландцами. Ну а горцы, в свою очередь, жителей нижней Шотландии зовут домашними.

– А ты?

– Что – я? – Дункан откинулся назад, опираясь на локоть и вытянув босые ноги к очагу.

– Ты тоже… «домашний»?

– В определенном смысле. В Эдинбурге у меня есть дом, вернее, квартира, и есть женщина, которая ведет хозяйство.

Элспет резко отвернулась:

– А-а… Понятно.