оставив за собой дверь открытой. Анна не была уверена в том, что у нее настолько дружеские отношения с Линой, чтобы попросить ее закрыть за собой дверь. Вместо этого она просто улыбнулась секретарше и подумала, стоит или не стоит начинать с ней разговор. Анна надеялась, что разговаривать не придется. С такими женщинами, как Лина, Анна вечно боялась, что сказала что-то не так еще до того, как вообще открывала рот.
– Ты здесь надолго? – раздраженно спросила Лина и посмотрела на свои часики.
– Извини, вообще-то я уже заканчиваю. – У Анны возникло такое ощущение, будто она не мылась несколько месяцев. Она всегда чувствовала себя мужеподобной рядом с женщинами вроде Лины, которые носили белые кружевные кофточки, дамские часики и жемчужные сережки.
– Тогда могу я тебя побеспокоить? Мне только надо снять копию с этого распоряжения для Пэмми.
– Хорошо, – сказала Анна и убрала свое письмо.
Она очень удивилась бы, если бы Лина повела себя иначе. Плохие манеры и невоспитанность всегда так сильно шокировали Анну, что она теряла дар речи. Она не понимала, как люди могут просить о чем-то, не говоря при этом «пожалуйста», или, наоборот, брать что-то, не сказав в ответ «спасибо». Если Анна как-то и реагировала на грубое поведение других людей, то обычно это случалось уже слишком поздно и ее возмущение казалось слишком бурным или вовсе неуместным.
– Могла бы сказать «пожалуйста», – пробормотала она, выходя из холодной каморки в более теплое помещение основного офиса.
Анна была уже не новичком. Три недели назад все смотрели на нее как на иностранку или бродяжку, задумавшую стащить что-нибудь из шкафа с канцелярскими принадлежностями. Сейчас она ощущала себя чуть ли не частью офисной мебели. Никто не посмотрел на нее, когда она вошла в офис – за исключением, конечно, Шона. Он и сейчас глядел на нее, а она вся дрожала, надеясь, что выглядит профессионально в его глазах, сидя за своим собственным столом с салфеточкой и кучкой скрепок.
Она попыталась сосредоточиться и придать лицу серьезное выражение, пока читала кипу полученных факсимильных сообщений. В мире было так много проблем, что Анна порой ощущала на себе весь их груз, как будто все эти проблемы были ее собственными. Сезонный эмоциональный дисбаланс, синдром дурноты в помещении, зависимость от психоактивных веществ, страх разлуки, активный негативизм и пассивная агрессия. На каждое письмо Анна приклеивала бумажку с комментарием и сортировала все проблемы по четырем лоткам: 1) сохранить, 2) рассмотреть, 3) ответить, 4) срочно ответить.
– Анни, есть что-нибудь интересное? – спросила Пэмми, склоняясь над ее рабочим столом и дыша ей в лицо суперсильным ментолом.
– На какую тему?
– Хороший вопрос. Молодец, что спросила. – Пэмми присела. – Вообще-то тема уже определена, моя дорогая. Мне нужен материал для «проблемы месяца».
– Проблемы месяца?.. – переспросила Анна, глядя Пэмми в лицо.
– Эй, Анни, ты что, глухая? Или это синдром понедельника так на тебя влияет? – улыбнулась Пэмми. – Ты что, не слышала, что я объясняла на прошлой неделе? А?
– Нет, я…
Шон давно советовал Анне относиться к своей начальнице, как к школьному задире, но с твердостью и в то же время с сочувствием. Она должна выглядеть хозяйкой положения. Но сейчас Анне не удавалось произвести такое впечатление, так как голос ее превратился в какой-то мышиный писк.
– Дорогуша, если бы ты внимательно меня слушала, то запомнила бы, что именно я говорила…
– Наверное, я в это время отвечала на звонок.
– Я объясняла, – терпеливо продолжала Пэмми, – для наших новых слушателей, – хотя, наверное, мне следовало бы сказать: «для наших новых сотрудников», – что каждый последний понедельник месяца мы обсуждаем одну проблему, которую я сама выбираю. Ты помнишь, как я это говорила? А?
– Нет. – По голосу Анны можно было подумать, что она вот-вот выбежит из комнаты в слезах.
Она понимала, что когда-нибудь должна будет дать отпор Пэмми. Как писал Вильгельм Гроэ, «своим смирением и безропотностью вы лишь еще больше провоцируете других людей относиться к вам недоброжелательно. Почувствуйте себя сильным, и другие люди почувствуют в вас эту силу. Их отношение к вам изменится». Но Анна хотела нравиться всем, в том числе и Пэмми. Она надеялась, что если будет продолжать вести себя в том же духе, стараясь угодить всем, то когда-нибудь ее полюбит и Пэмми.
– Ну, хорошо. Давай подумаем об этом сейчас. У тебя есть материал, который поразил твое воображение?
– Вообще-то я размышляла вот над этим письмом, которое могло бы послужить хорошей темой. – Анна протянула начальнице то письмо, с которого хотела снять ксерокопию. Письмо от женщины, которая влюбилась в своего священника. Пэмми быстро пробежалась глазами по письму и вернула его назад. – Ну, эта тема сейчас не в моде. Зачем нашей передаче заниматься подобными проблемами?
«Я ценю свое мнение», – думала Анна. Вильгельм Гроэ писал, что самое главное – вера в собственную правоту. Без такой веры конфронтация неизбежна, а удовлетворение невозможно. «Счастье, – писал Гроэ, – не зависит от внешних обстоятельств. Счастье – это состояние ума».
– Я подумала, что это интересная проблема.
– Нет. Проблема подобного рода могла бы оказаться интересной, ну, скажем, для «Часа Джимми Сэлада». А нашей передаче требуется что-нибудь более…
– Да, я понимаю, – перебила Анна. – Эта проблема слишком…
Она уже собиралась было сказать – «некоммерческая».
– Нам требуется что-нибудь более модное. Найди мне какую-нибудь новую всеобщую манию. Какой у нас там последний писк? – Она бегло пролистала стопку с факсами. – Но только чтобы эта проблема была новой и… Знаешь, в последнее время я много читала про анальный секс.
– Анальный секс?
Анна смутилась, употребив рядом оба эти слова: «анальный» и «секс». Если речь заходила о грубой физиологии, Анна, как и ее мать, употребляла выражение «то, что ниже пояса».
– Увлекательно, не правда ли? – Розовые губки Пэмми растянулись в улыбке. У нее было милое кукольное лицо, но в следующий миг его исказила злобная гримаса. – По крайней мере, лично для меня. Наконец-то у нас дошли до этого руки.
«Анальный секс! – ужаснулась про себя Анна. – С Борисом? С Арчи? Или с Брюсом?»
– Наконец мы воплощаем одну из твоих идей, Анни, – сказала Пэмми, и Анна вспомнила про совещание в пятницу, на котором она предложила сделать передачу о прекращении дружбы. Анна тогда сказала, что исчерпавшие себя отношения уже обсуждались миллион раз, однако еще никто не говорил о том, как бывает больно, когда умирает дружба. «Например, когда вычеркиваешь из записной книжки имя Джастин Квили – и это единственная запись на букву К», – подумала она про себя.
– Я полагаю, это твоя личная проблема, – сказала Пэмми и рассмеялась, однако Блондинка поняла, что Анна имела в виду, и даже Лина (она впервые присутствовала на таком совещании) закивала головой. Майк тоже согласился.
– Я думаю, что эта проблема вписывается в рамки тематики преодоления прошлого, – сказал он.
– А как-нибудь потом давайте сделаем передачу про то, как начальство третирует своих подчиненных, – добавил Шон и улыбнулся Анне, чтобы как-то ее поддержать.
– Классная идея. – Пэмми не уловила его намека. – Я уверена, что такое происходит сплошь и рядом.
– Э-э-э, я думаю, это здорово, что мы делаем передачу про умирающую дружбу, – сказала Анна, стараясь не забывать, что ей следует презирать начальницу. Ведь Пэмми такая толстуха! И над губой у нее были светлые усики. Каждый раз, когда Анна жалела Пэмми, представляя, как вечерами та сидит в одиночестве перед телевизором, начальница обязательно начинала рассказывать, как замечательно она провела вчерашний вечер. Пэмми описывала, как занималась сексом после какой-нибудь деловой вечеринки, и Анна тут же вспоминала все свои вечера, проведенные перед телевизором, если и не в одиночестве, то всего лишь вместе с Мирной.
В последнее время она проводила вечера в компании Мирны и Тома.
Конечно, теперь, когда она переедет на квартиру Себастьяна, все должно измениться. Начиная с этой