переждать розыск. В конце концов, у тебя здесь есть друзья, которые могут тебя спрятать. Но... чем дольше ты будешь здесь оставаться, тем больше вероятность того, что кто-то что-то заметит, кто-то кому-то что-то скажет, кто-то что-то увидит.

В таком случае остается лодка. Ты можешь воспользоваться лодкой. Добраться до реки Уошито, а там... И что дальше?

Это было интересно. Можно бежать на лодке, и очень вероятно, что полиция не станет перекрывать реку и озеро, поскольку уверена, что ты воспользуешься дорогой. Но... если плыть на лодке, то куда? Куда можно приплыть по Уошито? Наверно, разумнее всего было бы отправиться на юг, к Миссисипи, но Эрл даже не знал, соединяется ли Уошито с Миссисипи. К тому же таким путем попадаешь в равнинную часть штата, где...

Это ничего ему не давало. Просто бессмысленные предположения. Пусть даже они на самом деле воспользовались лодкой. Куда они на ней приплыли, каким путем воспользовались и кто может это знать сейчас, когда прошло целых шесть лет? И какое это все имеет значение?

Откуда-то издали доносился сухой скулящий звук. Звук настолько знакомый, что Эрл почти не замечал его. Он миллион раз слышал его на Тихом океане. Он всмотрелся в не успевшее потемнеть небо и наконец разглядел самолет. Серебряное пятнышко, медленно проползавшее в высоте, там, где еще сияли солнечные лучи, ярко выделялось на фоне начавшего темнеть неба. Правда, расстояние было слишком велико, для того чтобы идентифицировать марку самолета.

«Самолет», — сказал себе Эрл.

Они отправились куда-нибудь, откуда их могли забрать самолетом. Это предположение внезапно показалось ему очень разумным. Ты садишься в самолет, и ты свободен. В конце концов, это же сороковой год. Никаких радаров нет, потому что это все еще строжайшая военная тайна, и большие строгости военных лет еще не начались, поэтому система коммерческой авиации никем не контролируется, самолеты каждый день прилетают и улетают по неизвестным направлениям.

Они воспользовались самолетом.

Каким самолетом?

Их четверо. Все они имеют автоматическое оружие и, скорее всего, запас боеприпасов. У них имеется одежда, потому что они некоторое время жили здесь до напета, и они везут с собой свой трофей, месячную зарплату большого предприятия. Около полумиллиона наличными. Мелкими купюрами. В мешках, несгораемом ящике или какой-то еще таре. Вся эта наличность может потянуть, пожалуй, фунтов на сто. Эрл понятия не имел, сколько могут весить полмиллиона долларов мелкими купюрами, но в любом случае немало.

Итак: какой самолет?

Не «пайпер-каб» или еще какой-нибудь маленький самолетик наподобие тех разведчиков и корректировщиков, которых он насмотрелся во время войны. На таком, пожалуй, можно было бы отлично приземлиться где угодно, а вот взлетать с грузом слишком опасно.

Какой же вывод? Это наверняка был многомоторный самолет, достаточно крупный самолет, который мог свободно поднять пятерых мужчин, их снаряжение, деньги. Что-то, наподобие... «ДС-3»? Нет, слишком велик. Возможно, какой-нибудь двухмоторный «бичкрафт», вроде тех, которыми пользовались во время войны штабные начальники. Они никогда не появлялись в боевых зонах, зато позади линии фронта попадались то и дело. Тяжелые, медленные, низко летящие самолеты, зато надежные и способные приземлиться везде, где нашлось бы ровное место.

Идем дальше. Где ты посадил бы такой самолет?

Аэропорты, естественно, отпадают, потому что там будет полным-полно копов. Такой большой самолет нельзя посадить и на лугу возле фермы или в каком-либо другом населенном месте — это будет слишком заметно. Ночью это тоже нельзя сделать, потому что такая посадка будет слишком опасной.

Отсюда следует: ты должен найти просторную ровную площадку где-нибудь подальше от любопытных глаз, где-нибудь в дикой местности, в горах, хорошо укрытую и безопасную, такую, что вряд ли кто-нибудь наткнется на нее, хотя бы и случайно. В стороне от дорог, ферм, парка, вообще от всего на свете.

Где ты посадил бы самолет? И какое, спрашивается, отношение его отец-охотник мог иметь ко всему этому?

В голове Эрла зароились воспоминания. Сначала это были неясные, стертые образы из какой-то глубины памяти, где хранились события, определявшие его жизненный опыт. То, что вспомнилось, относилось к детству. Ему представилось какое-то отдаленное поле, желтое и округлое. Он находился там с отцом и несколькими другими мужчинами. Это был, наверно, год двадцать седьмой или двадцать восьмой, ему исполнилось лет двенадцать, а может, четырнадцать. Он слышал наставительный голос своего отца.

«Слушай внимательно, Эрл, — басовито рокотал стоявший рядом с ним мужчина, — потому что я не собираюсь повторять дважды. Ты должен смотреть на опушку. Олень-мул водится как раз на опушках. Он любит границу между открытым и закрытым местом. Он также любит, когда ветер дует с открытого места, чтобы он мог учуять, если кто-то на него охотится. Он ни за что не выйдет на полностью открытое место, особенно во время охотничьего сезона, поскольку знает, что на него охотятся. Не знаю откуда, но так оно и есть. Он очень умен, не то что некоторые люди. Его надо стрелять очень аккуратно, на самой опушке. Там ты его всегда найдешь на рассвете или на закате. Ты должен быть очень внимательным, потому что он двигается совершенно бесшумно, и ты должен быть терпеливым, ведь у него в мозгах нет ничего такого, что могло бы его отвлечь, а у тебя такого полным-полно, поэтому ты должен заставить себя сохранять полную неподвижность. Ты меня понимаешь, Эрл? Ты меня слушаешь, мальчик?»

Конечно, он слушал. Кто мог не слушать папу? Папа — он не разрешал называть себя отцом, а только папой — требовал уважения к себе, и папа его получал. Эрл сидел, держа винтовку, а отец объяснял ему точно так же, как когда-то его самого вводили в охотничьи ритуалы.

Но теперь Эрл вспомнил и явственно увидел огромную поляну, настолько отдаленную от всего, что увидеть ее было все равно что осознать себя первым белым человеком в этих местах, оказавшимся здесь году этак в одна тысяча шестьсот пятидесятом. Он вспомнил, как был поражен ее длиной, ее желтизной, плавным кольцом холмов, окружавшим ее со всех сторон, и выглядывавшими из-за этого кольца синими пиками далеких, более высоких гор.

Потом в его памяти всплыло название.

Долина Неудачной Сделки, плоское желтое пятно в горах, названное так потому, что какие-то направлявшиеся на запад пилигримы решили зазимовать там и к весне все превратились в пищу для ворон. Эрл помнил, как стаи ворон кружились над головами, словно дурные предзнаменования. Пилигримы действительно заключили с Богом неудачную сделку.

Можно ли было посадить самолет в долине Неудачной Сделки?

Да, понял он менее чем через секунду. Можно. Легко. И даже больший самолет, не «каб», а здоровенную двухмоторную дуру.

И в этот момент все части головоломки встали на свои места, как будто они хранились у него в мозгу все эти годы и он втайне от себя работал над ними в темных глубинах подсознания. Теперь они сложились и объявили об этом громоподобным ударом и видением такой чистоты и интенсивности, что Эрл с трудом удержался на ногах.

Пятеро вооруженных до зубов мужчин убегают из Хот-Спрингса. Они должны добраться до отдаленного места, откуда их заберет самолет.

Есть только одно такое место, до которого можно доехать за ночь. Но как бандиты найдут его? Там нет никаких проезжих дорог, а только путаница старых лесовозных просек, некоторые из которых остались проезжими, а большинство нет. Кто им поможет?

Это должен быть человек, знающий территорию лучше, чем кто-либо другой. Шериф Чарльз Суэггер, великий страж закона и охотник.

И они не могли не знать о Суэггере все, что им нужно. Он вел в Хот-Спрингсе тайную жизнь. Раз в месяц он регулярно появлялся там, чтобы поиграть в различные азартные игры, пройтись по шлюхам и предаться кое-каким тайным порокам, к которым был особенно пристрастен. Оуни Мэддокс, мастер игры на человеческих слабостях, должен был знать это. У него, несомненно, имелись рычаги воздействия на старого