способным понять ее и простить, было невыносимо… но она преодолела его. Ни к чему Троцеро знать, на что она пошла ради того, чтобы сделать Валерия королем Аквилонии. Даже для его безграничной преданности и любви подобные откровения могут оказаться непосильным испытанием. Да и разве способен мужчина понять все, на что способна женщина ради своего ребенка!

Честь. Мораль. Все эти благоглупости, эти пустые, лишенные смысла слова они ставят на первый план – не сознавая главного. Нет, Троцеро ни к чему этого знать.

– Нашему сыну грозит опасность, – сказала она просто. – И ты должен его спасти.

С минуту Троцеро обдумывал ее слова, что-то взвешивая в уме.

– Все не так страшно, как тебе кажется, – заметил он наконец. Голос его звучал ободряюще. – Ничего с нашим мальчиком не случится. Хотя, – улыбнулся он, – я рад, если ты думала иначе. Это подарило мне встречу с тобой, и, несмотря ни на что, я благодарен судьбе.

Марна пропустила эту неуместную галантность мимо ушей.

– Все куда страшнее, чем кажется тебе, – отозвалась она в тон его словам. – Гораздо страшнее, поверь.

– Не знаю, что ты там вообразила себе о силе, которой якобы обладаешь, – усмехнулся пуантенец, – но оставь дела государства тем, кто в них хоть что-то смыслит! Двор никогда не позволит, чтобы хоть волос упал с головы принца. Кто же осмелится пролить кровь наследника престола? Об этом нечего и думать!

– Двор ничего не решает, – невозмутимо сказала она. – И кивает покорно на все, что скажет Нумедидес. Можешь забыть об этих паяцах.

– Вздор!

Троцеро не в силах был примириться с услышанным. Слова Марны показывали, что она осведомлена о делах дворцовых не хуже, чем он сам. Но как такое возможно в том монастыре – или лесном ските, где, по ее словам, она провела эти годы?

– Нумедидес не осмелится пойти против кузена. Раз Вилер не оставил завещания, судьбу королевства должен решить Суд Герольда, а это суд Митры. И людскому вмешательству он не подвластен.

Марна со свистом втянула в себя воздух, точно пытаясь сдержать рвущееся с языка ругательство.

– Кто из нас двоих слеп, Троцеро? – прошипела она зло. – Или мозги твои настолько размякли к старости, что ты не в состоянии разглядеть виселицы, даже когда тебя сунут башкой в петлю?! Какой Суд Герольда? О чем ты говоришь? Неужто ты думаешь, Нумедидес доведет дело до честного поединка? Мой сын в тюрьме! В тюрьме, Троцеро, и ему грозит смерть!

Голос ее сорвался на крик.

Ему и прежде доводилось видеть ее в таком состоянии, когда гнев и отчаяние были слишком сильны, чтобы она могла совладать с ними, – и он всегда терялся перед напором ее чувств. Вот и сейчас, беспомощный, он мог лишь слабо пробормотать:

– Мелани, прошу тебя, не преувеличивай. Я знаю, что Валерия взяли под стражу по ложному обвинению. Но никто всерьез не верит, что он виновен. Не пройдет и нескольких дней, как его выпустят на свободу. Если нет, то я лично пойду к Нумедидесу и потребую…

– Замолчи! – Слова его, вместо того чтобы успокоить Марну, лишь подлили масла в огонь ее ярости. – Замолчи, или я вырву твой глупый язык! Как можешь ты не зреть очевидного?

– О чем ты говоришь?

Изумление его было искренним, и Марна неожиданно успокоилась, по крайней мере, достаточно, чтобы объяснить:

– Верит кто-то в виновность Валерия или нет, уже не имеет значения. Они не верят – но они осудят его. Осудят и казнят! Если только мы не освободим его.

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, Мелани, – отозвался старый воин немедленно. – Но я по-прежнему не могу понять, почему ты так настаиваешь на невозможном. Никогда еще в Аквилонии не казнили принцев крови. Никто не осмелится…

– О, да, – прервала она его презрительно. – Яд в бокале или стрела в спину были нам куда привычнее.

Слепая, она не видела исказившегося от боли лица графа.

– Но на сей раз можешь мне поверить. Валерий будет признан виновным и казнен. Нумедидес добьется своего.

Троцеро покачал головой.

– Не могу поверить. Ведь Валерий любим народом. Он кумир гвардейцев. Драконы готовы за ним в огонь и в воду.

– А тебе известно еще меньше, чем я думала… В голосе Марны звучало сожаление.

Ей захотелось рассказать своему бывшему возлюбленному о том, какая древняя сила завладела Нумедидесом и направляет все его поступки, что силе этой невозможно противостоять обычными способами, и с ее помощью он способен добиться всего, чего пожелает. Но, мгновение поразмыслив, решила не обременять графа излишними знаниями.

Разум его не был подготовлен к восприятию сверхъестественного. Это могло лишь вызвать недоверие к ее словам. И она решила поискать более доступных объяснений:

– За то время, что ты лежал раненый, во дворце многое изменилось. Расстановка сил совсем не та, что прежде.

– Как такое возможно?

– Нумедидес взял на службу отряд наемников. Фактически, весь дворец в их власти. Твой хваленый Альвий и чихнуть не может, чтобы кто-то из них не оказался у него за плечом и не пожелал доброго здравия…

Троцеро вспомнил, что командир Черных Драконов был в числе заговорщиков, и содрогнулся.

– Невозможно, – побелевшими губами прошептал граф.

Но почему ему не донесли об этом? Как посмели оставить в неведении?!

Точно читая его мысли, Марна заметила:

– Твои слуги щадят тебя, граф. А может, были попросту подкуплены. Должно быть, и в твоей свите есть предатели. Немедиец неплохо поработал, готовя заговор. Вот только не успел воспользоваться его плодами…

– Так значит я все же был прав! Этот проклятый немедийский пес?

Граф вскочил с кресла, точно намереваясь броситься немедленно на поиски посланника, но приступ жестокой боли скрутил его пополам, и он со стоном опустился в кресло.

– Забудь о нем! – Марна пренебрежительно махнула рукой. – Если он так волнует тебя, то знай, что он достаточно поплатился за свою самонадеянность. Волк умерщвлен оленем – Нумедидес рассчитался с ним.

– Нумедидес?! Быть не может! Этот слизняк…

– Еще как может.

Ведьма ожесточенно скрипнула зубами.

– Вы все считали его ничтожеством, признайся! Никто не удосужился даже проследить, чем он занят, – а он набирал потихоньку сторонников, готовился к захвату власти. И покушение на Вилера оказалось ему на руку. Он сориентировался быстрее, чем мы могли бы ожидать. А теперь он слишком силен, чтобы пытаться его остановить.

Она обняла себя руками за плечи, точно ей внезапно стало холодно.

– Его уже не остановить, – прошептала она обреченно.

Острая, точно клинок, жалость пронзила сердце графа. Больше всего ему бы хотелось прижать ее к груди, утешить поцелуями… Но перед ним была уже не его Мелани. И он не был уверен, что сможет поцеловать ее нынешнее лицо.

Однако что-то он еще мог для нее сделать.

– Не уверен, насколько ты убедила меня, – произнес он как мог рассудительно. – Но я уже сказал и повторю хоть тысячу раз: я сделаю все, о чем ты не попросишь. И с радостью отдам жизнь ради нашего сына.

– Надеюсь, так далеко не зайдет, – равнодушно произнесла Марна.

Кроме судьбы Валерия, ничто не заботило ее по-настоящему.