Сапфира присела, плотно прижавшись к крыше храма, и, вывернув шею, попыталась цапнуть Торна за бледное брюхо.

Целый вихрь огненных языков окутал ее с грохотом и ревом, точно гигантский водопад. Пламя было таким яр­ким, что она инстинктивно прикрыла глаза внутренним веком — точно так же она поступала и под водой, — и теперь свет уже не казался столь слепящим.

Вскоре языки пламени опали, и Торн снова стреми­тельно пронесся у нее над головой, острым концом своего толстого, способного мгновенно переломать любому живо­му существу ребра хвоста прочертив кровавую полосу по мембране ее правого крыла. Но кровотечение было не осо­бенно сильным, и Сапфира решила, что эта царапина вряд ли особенно затруднит полет, хотя больно было изрядно.

Торн снова ринулся на нее с высоты, стараясь заста­вить ее подняться над крышей, но она двигаться не желала, и после нескольких попыток он устал ее провоцировать, приземлился по ту сторону крыши, раскинув над пещерой черного сорокопута свои гигантские крылья, чтобы лучше сохранять равновесие.

Все здание храма содрогнулось, когда Торн плюхнулся на крышу; от сотрясения разбились многие прекрасные витражи, и теперь цветные стекла, похожие на самоцве­ты, со звоном осыпались на землю. Теперь Торн был зна­чительно крупнее Сапфиры благодаря магическим ухищ­рениям этого негодяя Гальбаторикса, этого преступника, уничтожившего столько драконьих яиц. Но ее величина Торна ничуть не смущала. Она была куда опытней Торна, и потом, ее учителем был сам Глаэдр, рядом с которым этот Торн — все равно что жалкая ящерица. Да и вряд ли Торн осмелился бы убить ее… во всяком случае, она была почти уверена, что ему-mo совсем этого не хочется.

Красный дракон оскалился и шагнул к ней, царапая острыми когтями черепицу. Она в ответ тоже оскалилась и немного отступила назад, пока не почувствовала, что уперлась хвостом в один из шпилей. Они торчали над этой пещерой, точно колючки дикобраза.

Кончик хвоста Торна сердито подергивался, и Сапфи­ра понимала, что он сейчас на нее прыгнет.

Она с силой втянула воздух и выдохнула ему в мор­ду струю мерцающего синего пламени, понимая, что в данный момент самое главное — не дать Торну и Муртагу понять, что на спине у нее, Сапфиры, вовсе не Эрагон. А для этого ей нужно было либо держаться как можно дальше от Торна, чтобы Муртаг не смог прочесть мыс­ли этого эльфа в волчьем обличье, принявшего облик Эрагона, либо совершать стремительные и частые ата­кующие броски, причем достаточно свирепые, чтобы у Муртага просто времени не было, чтобы читать чьи-то мысли. Хотя Муртаг, конечно, ко всему привык и, наверное, мог бы читать чужие мысли, даже если Торн начнет в воздухе переворачиваться вверх тормашками. С другой стороны, сейчас они оба — и она, и Торн — на­ходились совсем близко от земли, а это было Сапфире на руку, если она пойдет в атаку. А она всегда предпочитала атаковать, всегда!

— Это что, самое лучшее, на что ты способна? — крик­нул Муртаг, и его невероятно громкий голос, усиленный с помощью магии, донесся откуда-то из облака крутящего­ся огня.

Как только последний язык пламени погас у нее в па­сти, Сапфира прыгнула на Торна, ударив его точно в центр груди. Шеи драконов переплелись; они били друг друга го­ловой, и каждый старался первым вонзить клыки в горло соперника. Однако Торн, не удержавшись на крыше храма, сорвался с нее, судорожно хлопая крыльями, и упал на зем­лю, увлекая за собой Сапфиру.

Они грохнулись с такой силой, что раскололись камен­ные плиты на мостовой, а по стенам соседних домов по­шли трещины. Что-то хрустнуло в левом плечевом суставе Торна, а спина его как-то неестественно выгнулась дугой, и только магия Муртага не дала ему грохнуться на землю плашмя, всей тушей.

Сапфире было слышно, как ругается Муртаг, отча­сти придавленный Торном, и она решила, что лучше все­го было бы поскорей убраться отсюда, пока этот двуно­гий круглоухий маг со злости не начал сыпать всякими заклинаниями.

«Пусть пока друг с другом разбираются», — решила Сап­фира, вполне довольная собой, и выпустила мощный язык пламени, который тут же принялся с жадностью пожирать деревянные домишки.

Вернувшись на крышу этой проклятой пещеры чер­ного сорокопута, Сапфира запустила когти под черепицу и принялась раздирать крышу храма точно таким же об­разом, как некогда крышу замка Дурзы в Гилиде. Только теперь она, Сапфира, стала гораздо крупнее и гораздо сильнее, так что каменные плиты были для нее все равно что речная галька для Эрагона. Эти ошалевшие от крови жрецы, которые кому-то там поклонялись в своей гнусной пещере сорокопута, нанесли ранения ее сердечному дру­гу Эрагону и осмелились мучить Арью, сестру драконов по крови, и травницу Анжелу, юную лицом, но старую ду­шой, и кота-оборотня по имени Солембум — у него, впро­чем, имелось немало и других имен; и потом эти жрецы убили славного эльфа Вирдена! За все это Сапфира была намерена отомстить и в щепы разнести проклятую пеще­ру черного сорокопута!

За несколько секунд ей удалось проделать в кровле храма огромную дыру, и она выпустила внутрь струю ра­зящего пламени, а затем, вцепившись когтями в бронзовые трубы органа, выдернула их из стены и швырнула вниз, на каменные скамьи.

Торн взревел, взлетая прямо с улицы, и завис над пеще­рой черного сорокопута, тяжело хлопая крыльями и ста­раясь удержаться на месте. На фоне сплошной стены огня он был виден только как бесформенный черный силуэт, и лишь егЧ) полупрозрачные крылья слегка отливали оран­жевым и ярко- алым в отблесках пылавшего внизу пожара.

Вдруг Торн ринулся на Сапфиру, выставив вперед свои чудовищные когти. Она ждала до самого последнего мо­мента, а потом резко отпрыгнула в сторону и бросилась с крыши вниз. Торн, естественно, свернуть не успел и вре­зался башкой прямо в центральный шпиль собора. Камен­ный шпиль высотой в четыреста футов содрогнулся, а его верхушка — прихотливо украшенная золоченая пика — со­гнулась и рухнула на площадь.

Взревев от огорчения, Торн попытался выправить полет, но тщетно: его задняя часть угодила прямо в дыру, которую проделала в крыше храма Сапфира, и он судорож­но царапал когтями по черепице, пытаясь выбраться.

А Сапфира тем временем перелетела на фронтон хра­ма, устроилась по другую сторону шпиля, в который Торн только что врезался, и, собравшись с силами, ударила по шпилю правой передней лапой.

Статуи и резные изображения зашатались и потре­скались; тучи пыли окутали Сапфиру, забивая ей ноздри; осколки камней и куски штукатурки дождем посыпались на площадь. Но шпиль держался, и она ударила снова.

Рев Торна приобрел истерический оттенок, когда он догадался, что задумала Сапфира. Он еще яростней заво­зился, пытаясь выбраться из дыры.

После третьего удара Сапфиры высокий каменный шпиль треснул у основания и с ужасающей медлительно­стью начал падать назад, на конек крыши. Торн успел лишь свирепо оскалиться, и на него обрушилась целая груда ка­менных обломков, увлекая его за собой внутрь разгромлен­ного здания. От грохота рухнувшего шпиля по всему этому мерзкому городу, похожему на крысиную нору, разнеслось гулкое эхо.

Сапфира улыбнулась, показывая страшные клыки. Ее душа была охвачена какой-то дикарской радостью. Это была настоящая победа! Торн, конечно, выберется наружу, и до­вольно скоро, но пока что он был полностью в ее власти.

Встряхнув крыльями, Сапфира покружила над пеще­рой черного сорокопута и, летая вдоль ее стен, одну за другой смела изогнутые опоры кровли, служившие также для стока воды с крыши. Снова на землю посыпались куски камня, снова поднялись клубы густой пыли.

Уничтожив все опоры, Сапфира добилась того, что сте­ны храма зашатались и начали медленно выпирать наружу. А попытки Торна выбраться только усугубляли ситуацию, и уже через несколько минут стены не выдержали и рухну­ли с грохотом горной лавины; ввысь взметнулся огромный столб темной пыли.

Сапфира с победоносным кличем взмыла в воздух, а по­том, приземлившись возле той груды мусора, в которую превратился храм, поднялась на дыбы и стала поливать развалины потоками испепеляющего огня. Пламя, конеч­но, можно было бы довольно легко остановить с помощью магии, но подобные действия