Эрагон достаточно быстро рассказал ей о минувших событиях и увидел, что за это время Арья, Анжела и кот-оборотень уже успели сбежать с крыльца храма вниз по широким ступеням лестницы.

И он, не сделав ни малейшей паузы и не давая Сапфире возможности разобраться в его беспорядочных чувствах и воспоминаниях, сказал ей:

«Нам нужно, чтобы ты их отвлекла. Прямо сейчас!»

Сапфира сразу же все поняла, и он прямо-таки почув­ствовал, как она стрелой понеслась вниз.

«А также передай Насуаде, чтобы она немедленно на­чинала штурм. Через несколько минут мы будем у южных ворот. Если, когда мы их откроем, варденов там не окажет­ся, то вряд ли нам удастся спастись», — успел напоследок сказать Эрагон.

Холодный, влажный, полный утреннего тумана воздух так и свистел у Сапфиры в ушах, когда она, спикировав с высоты, устремилась к этой крысиной норе, к этому про­клятому городу, уже наполовину освещенному встающим солнцем. Низкие солнечные лучи придавали несколько странный вид этим пропахшим древесным дымом домам. Казалось, будто они сделаны из двух половинок яичной скорлупы — черной и белой; черной казалась та половина, что находилась в тени.

Похожий на волка эльф, сидевший на спине у Сапфи­ры, что-то кричал ей, но голодный жадный ветер тут же хватал его слова и уносил их прочь, и она не могла понять, что он ей кричит. Тогда он принялся задавать ей вопросы с помощью своего эльфийского, полного странных песен, разума, но она не дала ему завершить этот нелепый допрос и быстренько прервала его, сообщив о просьбе Эрагона, и попросила поднять по тревоге Насуаду с ее варденами, ибо действовать нужно было незамедлительно.

Сапфира представления не имела, как та тень, которой придали облик Эрагона, сможет хоть кого-то обмануть. Этот «двойник» имел совсем иной запах, чем ее сердечный друг, и мысли у него были совсем иными, чем у Эрагона. Однако же на двуногих этот «Эрагон» производил долж­ное впечатление, а им, собственно, и обмануть-то нужно было всего лишь двуногих.

У левой окраины крысиной норы под названием Драс-Леона Сапфира видела сверкающую красную тушу Торна, распростершегося на крепостной стене над самыми юж­ными воротами. Торн как раз поднял свою алую башку, явно заметив, как она стремительно — так что все кости можно было запросто переломать! — приближается к зем­ле. Собственно, этого она и ожидала. Ее чувства по отно­шению к Торну были слишком сложны, чтобы их можно было передать в нескольких словах. И она каждый раз, думая о нем, испытывала какое-то странное смущение, какую-то неуверенность — в общем, нечто такое, к чему она совершенно не привыкла.

Тем не менее Сапфира отнюдь не собиралась ему усту­пать. Напротив, она была твердо намерена во что бы то ни стало одержать над ним верх.

Когда темные каминные трубы и островерхие крыши до­мов стали быстро к ней приближаться. Сапфира шире рас­крыла крылья, чувствуя усилившееся напряжение в груди и плечах, и несколько замедлила спуск. Оказавшись всего в нескольких сотнях футов от крыш тесно стоящих город­ских домов, она вдруг снова резко взмыла вверх и тогда на­конец полностью развернула крылья и воспарила, приоста­ новив свое стремительное снижение, однако этот маневр дался ей нелегко: на мгновение ей показалось, что сейчас ей ветром попросту вывернет крылья из плечевых суставов.

Сапфира шевельнула в воздухе хвостом, восстанав­ливая равновесие, и стала плавно кружить над городом, пока не высмотрела внизу эту пещеру черного сорокопута, заросшую терном, где жуткие, совершенно обезумевшие жрецы в черном приносили кровавые жертвы своим еще более жутким богам. Сапфира снова сложила крылья и, стрелой пролетев вниз несколько десятков футов, с чудо­вищным грохотом приземлилась прямо на крышу храма.

Вонзив когти в черепицу, чтобы удержаться от сколь­жения и не рухнуть на проходившую внизу улицу, Сапфи­ра, откинув голову назад, издала самый громкий рев, на ка­кой была способна, бросая вызов всему окружающему миру и тем, кто этот мир населяет.

Рядом с логовом черного сорокопута, высоко на башне, продолжал звонить колокол, и этот звон действовал Сап­фире на нервы. Изогнув шею, она выпустила в сторону на­зойливого колокола струю сине- желтого пламени, но баш­ня не загорелась, поскольку была каменной. Зато веревка и деревянные балки, поддерживавшие колокол, вспыхну­ли мгновенно, и через несколько секунд колокол с грохо­том провалился куда-то внутрь.

Это доставило драконихе некоторое удовольствие. Впрочем, и смотреть, как двуногие с воплями бросаются врассыпную и удирают подальше от башни, тоже было приятно. В конце концов, она лишь показала им, что дра­кона им следует бояться, и это было вполне справедливо.

Один из двуногих, правда, помедлил, стоя на краю пло­щади перед входом в пещеру черного сорокопута, и Сапфи­ра услышала, что он выкрикивает какое-то заклинание, явно направленное в ее сторону. Голос его был подобен писку перепуганной мыши, а магическая защита, нало­женная Эрагоном, надежно защищала Сапфиру — во вся­ком случае, она не заметила никакой разницы ни в своих ощущениях, ни в том, как выглядит мир вокруг нее.

Впрочем, эльф Блёдхгарм, больше похожий на вол­ка, тут же прикончил этого мага, осмелившегося приме­нить магию против дракона. Сапфира почувствовала, как Блёдхгарм овладел разумом этого двуногого круглоухого заклинателя, полностью подчинил себе его мысли, а по­том произнес всего одно слово на волшебном древнеэль­фийском языке, и круглоухий упал на землю, как подко­шенный; из его разинутого рта текла кровь.

Затем этот эльф в волчьей шкуре потрепал Сапфиру но плечу и сказал:

«Готовься, Сверкающая Чешуя. Они идут».

И она увидела, как над коньками крыш поднимается Торн. На спине у него виднелась маленькая черная фи­гурка — Муртаг, который был Эрагону вроде бы наполови­ну братом. В свете восходящего солнца чешуя Торна так и сверкала, хотя Сапфире и казалось, что ее чешуя свер­кает красивей — ведь она, готовясь к этому бою, заранее и с особой тщательностью ее почистила. Разве можно было начинать сражение и при этом не выглядеть наилуч­шим образом? Нет, враги должны не только бояться ее, но и восхищаться ею!

Она понимала, что это обыкновенное тщеславие, но ей было все равно. Ни одна раса не может соперничать с великолепием и могуществом драконов! К тому же она была последней самкой в роду и хотела, чтобы все, кто ее видит, приходили в восторг, чтобы они запомнили ее на­всегда, чтобы они, даже если драконы в Алагейзии исчез­нут совсем, продолжали говорить о них с должным уваже­нием и восхищением.

Когда Торн поднялся примерно на тысячу футов над этой крысиной норой, именуемой Хелгриндом, Сапфира быстро огляделась, желая убедиться, что ее сердечного дружка Эрагона нет вблизи проклятой пещеры черного сорокопута. Ей совсем не хотелось даже случайно задеть его во время схватки, которая вот-вот разразится. Эрагон тоже был свирепым охотником, как и она сама, однако он был так мал, что двум драконам ничего не стоило нечаян­но раздавить его.

Сапфира все еще пыталась распутать клубок тех тем­ных болезненных мыслей, которыми столь поспешно поделился с нею Эрагон, но ей уже было совершенно по­нятно, что события в очередной раз стали развиваться именно так, как она себе и представляла; каждый раз, ког­да она и ее сердечный друг Эрагон действовали порознь, у него все кончалось всевозможными неприятностями, по­рой даже целой цепью бед и несчастий. Эрагон, впрочем, наверняка с нею бы не согласился, но даже это его послед­нее не слишком удачное приключение доказывало, что она права; ей отчасти это было даже приятно, хоть она и по­нимала: то, что она опять оказалась права, в общем-то не слишком хорошо.

Как только Торн достиг нужной высоты, он резко раз­вернулся и ринулся вниз, прямо на Сапфиру; из его разину­той пасти вырывались языки пламени.

Огня она, разумеется, не боялась — и потом, магиче­ская защита, установленная Эрагоном, должна была засло­нить ее от излишнего жара, — а вот огромный вес Торна и его физическая мощь вполне могли быть опасны, ибо способны довольно быстро истощить силу любых защит­ных заклятий. На всякий случай